Эвелин Эйер - Одиссея генов. Захватывающая история человечества, извлеченная из ДНК

Впрочем, в масштабе планеты уже в 1990-е годы ученые, используя довольно грубые, но достаточно гибкие биологические маркеры, показали, что «лингвистические дистанции» неплохо сочетаются с «генетическими дистанциями»: две популяции тем ближе генетически, чем ближе их языки. Одним из предложенных объяснений было следующее: во время миграций люди несут с собой свой язык и свои гены и предпочитают вступать в брак с носителями того же языка или близких к нему наречий. Легче вступить в брак, когда вы одинаково произносите слово «любовь», говорили сторонники этой теории.

Эти выводы вскоре подверглись критике: оппоненты возражали, что связь между языком и генетикой может объясняться попросту географией. И в самом деле, лингвисты давно заметили, что два народа чаще говорят на одном языке, если живут по соседству друг с другом. А поскольку партнеров люди чаще ищут неподалеку от дома, логично, что они вступают в брак с теми, кто говорит на похожем языке, хотя сам выбор партнера языком не определяется. Говоря по-научному, связь между генетикой и лингвистикой — всего лишь следствие связи между генетикой и географией.

Постараюсь объяснить, о чем речь, на примере связи между числом умерших и числом врачей на коммуну во Франции. Эти показатели коррелируют между собой: чем больше в коммуне врачей, тем больше умерших. Стоит ли обвинять врачей в серийных убийствах? Разумеется, нет. Здесь есть скрытый фактор, который все объясняет: размер коммуны. Чем больше в ней жителей, тем больше врачей и тем больше в ней умирают. В отношениях между языком и генами таким скрытым фактором служит география.

Что же происходит в реальности? Играет ли язык какую-то роль в выборе супруга? Азия — идеальное поле для исследования этой проблемы, поскольку здесь бок о бок живут народы, говорящие на языках из разных языковых семей. Таким образом, здесь можно непосредственно оценить обмены между ними и увидеть, является ли то обстоятельство, что люди говорят на разных языках, препятствием к браку, и наоборот: предпочитают ли люди выбирать супругов среди носителей своего языка. В 2004 году я организовала экспедицию в Бухару, древнюю столицу Саманидов, чтобы собрать образцы ДНК у людей, говорящих на всех языках, представленных в регионе.

На этот раз вместе с нами поехал и лингвист. Это была наша первая экспедиция, в которой генетика объединила усилия с лингвистикой. Сначала мы поселились в чудесной цветущей деревне, где на тротуары падала кружевная тень от беседок, увитых виноградом, а дороги петляли среди столетних шелковиц… В одном из залов, любезно предоставленных в наше распоряжение местным руководством, наш коллега-лингвист спрашивал у каждого участника исследования, на каком языке тот говорит. Все отвечали, что на узбекском, хотя в действительности каждый использовал разные слова для обозначения одних и тех же вещей!

Как и во многих других регионах мира, бытовое многоязычие здесь норма. Местные жители бегло говорят на узбекском и таджикском, а многие — еще и на русском. При этом узбекский входит в семью тюркских языков, а таджикский — индоиранский язык, это ветвь большой индоевропейской семьи. Говорящие на этих языках не понимают друг друга так, как если бы говорили на двух диалектах одного языка, но здесь две языковые семьи сходятся.

С какого времени сосуществуют такие разные языки? Как поддерживается это языковое разнообразие? Трудно узнать, когда тот или иной язык пришел в регион; кроме того, происхождение индоевропейской семьи, как мы уже отмечали, все еще остается предметом споров (некоторые ученые предполагают, что индоевропейский праязык распространялся в эпоху неолита с территории Плодородного полумесяца, другие считают, что это произошло позднее, в бронзовом веке, и называют его прародиной кавказские степи). И все же некоторые вехи остаются бесспорными. Когда персы в Х веке захватили Центральную Азию, они говорили на западных индоиранских языках, тогда как жители оазисов, куда они ворвались, говорили на восточных индоиранских языках (наиболее известный их пример — согдийский, язык купцов Великого шелкового пути). Сейчас лишь немногие народы говорят на восточных индоиранских языках: среди них, например, ягнобцы, живущие в Таджикистане, в горах Памира. Другие таджики говорят на персидском — это западный индоиранский язык.

Этот регион, место встречи двух ветвей индоиранских языков, стал своеобразным перекрестком и для тюркоязычных народов. Языки тюркской семьи (к ним некоторые лингвисты добавляют монгольский, объединяя их в тюрко-монгольскую семью) распространены на огромной территории Евразии, от озера Байкал до Турции. Носителей этих языков насчитывается около 170 миллионов. Предполагается, что тюркские языки пришли с Алтая и распространились в Центральной Азии между IV и XIII веками.

В поисках ответа на исходный вопрос о скрытом факторе, связывающем язык и генетику, мы придумали способ проверить и даже исключить объяснение, состоящее в географической близости. На практике это должно было выглядеть так: мы выбираем народы, живущие по соседству и говорящие на разных языках, затем на основе генетики оцениваем брачные связи между ними. На бумаге это представлялось простым и логичным, но на месте мы столкнулись с некоторыми трудностями. Дело в том, что нам пришлось ездить по деревням, где проживают языковые меньшинства, а это вызывало недоумение и даже недоверие властей.

Например, в прекрасной Ферганской долине, по которой течет Сырдарья, за нами, будто в шпионском романе 1970-х, каждый вечер следовала машина с выключенными фарами. Во время второй поездки в регион нам навязали местного «этнолога»: он расспрашивал нас о нашем политическом видении крупного государства, которое объединило бы все народы Центральной Азии, говорящие на индоиранских языках, государстве, которое возникло бы в результате присоединения к Таджикистану части Узбекистана… «Этнолог» показался нам связанным с местными органами госбезопасности. Заподозрив ловушку, мы уклонились от ответа.

В одной из долин Таджикистана в первый и единственный раз за все мои азиатские экспедиции одна деревня отказалась участвовать в нашем исследовании. Объяснение мы получили, доехав до следующей деревни: население этой долины пережило долгую и жестокую гражданскую войну, последовавшую за обретением независимости в 1991 году. Каждая семья потеряла близких в столкновениях с группировками, которые затем пришли к власти, и люди не доверяют ничему, что кажется им связанным с официальным правительством.

Наша кампания по сбору образцов, растянувшаяся на несколько лет, позволила создать уникальный банк данных, связанных с языковым разнообразием региона. Уточню, что мы оценивали только лексическое разнообразие, основываясь на списке из 200 слов, которые лингвисты используют как референтные. В этот список входят названия частей тела, числа, местоимения и т. д. Такие слова относятся к базовому набору лексем любого языка и очень редко заимствуются. В каждой деревне лингвист из нашей команды опрашивал от двух до четырех человек. Он просил их перевести с русского языка на свой диалект 200 слов из списка и записывал результат с помощью фонетического алфавита. Конечно, эта работа требовала безупречного слуха. Но наш коллега-лингвист, кроме всего прочего, прекрасный музыкант с абсолютным слухом!