Николай Свечин - Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

— Мазура этакая! Я своим гостям в кабинет подставил три пустые бутылки. Получил без спора, а он (буфетчик) требует себе половину. Умник какой! Я ему дал три целковых, а он говорит: хозяину скажу. Ну говори, плевать!

— И сказал?

— Сказал. Хозяин приказал получить с меня за все три бутылки. А это ведь 18 целковых! Раззудил! Для него я гостей, извольте радоваться, обставил? И гости-то хорошие! Около трёх на чай дали.

Я плохо понимал жаргон этой компании, но после освоился. «Обставил», значит обсчитал. «Подставил» или «примазал», значит — прибавил фиктивно к счёту, для чего в угол кабинета, куда отставляют выпитые бутылки, лакей незаметно принёс и поставил несколько пустых бутылок, будто бы выпитых здесь. Это делается, когда компания хорошо «зарядила», т. е. напилась. На три — четыре бутылки «примазывается» одна, а если в компании есть «эти» дамы, то и две. Дамы всегда являются помощницами официанта в обмане.

Если дамы из «этих», то лакей прямо входит с ними в стачку и делится барышом. Если же особы порядочные, то кавалеры, сидящие с ними, конечно, не захотят скандала со слугой, а, напротив, не потребуют даже счета, просто приказав: «получи». Значит, получай, сколько хочешь и обсчитывай, как угодно. Также легко обсчитать и пьяного, который не только не в состоянии проверить официанта, но жёлтой бумажки не отличает от красной [121] То есть, рубля от десятки. .

— Чем же, чем же иначе было бы жить шестёркам, — трагически восклицает Семён, — если бы не дамы, да пьяные?! Ведь у нас два рубля в день своего расхода, а жалованья во (он сделал выразительный жест). Поди, пятиалтынными собери!.. Нет, брат, всякий хозяин понимать должен, что слуги будут обсчитывать, если он сам с нас берёт себе жалованья по 6 рублей с носа, а в старину нам платили по 10–15 рублей на всём готовом! Тогда и не обсчитывали…

— Скажите, Семён Данилович, где мне служить, когда дежурить?

— А вы когда хотите начинать?

— Да хоть сегодня…

— Валите сегодня… Ваши столы у нас в разъезде, а кабинетик у Мушина. Пойдёмте, я вас сведу. А то, может, угостите нас, спрысните?

— После с удовольствием, непременно, а теперь надо отделаться.

— Ну, пойдём.

Я засунул салфетку под мышку и пошёл за Семёном. Как раз в этот момент загремел колокольчик на буфет и раздался голос буфетчика:

— В залу…

— Ну, вот вам и репетиция. Идите в залу, верно, пришли, а я после покажу вам…

Действительно, в залу входили посетители. Солидный купец и элегантный юркий господин, в котором я сейчас же узнал помощника присяжного поверенного Z. «А ну, как узнает»? — мелькнуло у меня в голове, и я сделал сильную гримасу, точно подавился косточкой. Z. увивался и лебезил, потирая руки. Очевидно, купец был богатый клиент; он держал себя с достоинством, покровительственно… Я подошёл к столу, у которого они сели, и остановился «выслушать заказ».

— Ну что, по рюмочке? — протянул купец, развязывая на шее кашне.

— Как хотите, как угодно, — заёрзал Z., — мне все равно.

— Так, дай нам, — начал купец, не слушая собеседника, — полбутылки и закусить чего-нибудь с буфета, солёненького.

Я повернулся идти, но резкий оклик Z.: «Послушай, эй»! — заставил меня вернуться.

— Болван, — закричал он, — спроси их (купца), какой водки!

И прежним любезным тоном он обратился к купцу:

— Вы «Смирновку» [122] Водка П.А.Смирнова, которая выпускалась под названием «Столовое вино № 21» или «Кошелевку» [123] Водка М.А.Кошелева, которая выпускалась под названием «Столовое вино № 20» предпочитаете?

Купец ничего не ответил.

— Ну, тащи «Смирновки», — проговорил. Z. через минуту, не дождавшись ответа купца.

Я пошёл подавать…

«Нанкин» торгует бойко только поздно вечером, после театров, цирка и других представлений. Около двенадцати часов занимаются все кабинеты и столы, а в течение дня почти никого нет, и мы, официанты, слоняемся без дела по комнатам. Купец с молодым юристом, которым я прислуживал, просидели часа два. Последний, видимо, не охотно пил, но не дерзал перечить своему доверителю и в угоду ему опрокидывал рюмку за рюмкой. Купец над ним «куражился» и несколько его третировал. Адвокатик, не стесняясь присутствием «холуя» и считая себя один на один с его степенством, позволял над собой довольно бесцеремонные шуточки. Он даже сам себя вышучивал…

— Ну, скажи по совести, — спрашивал его купец, — ведь ты взялся бы вести дело против отца родного?

— Наша обязанность такая, ха, ха, ха, если можно сорвать куш, какое хотите дело возьмем.

— И сирот разденете, по миру пустите?..

— Если на законном основании, ха, ха, ха!

— Ах вы…

— Ха, ха, ха!..

— Ну, так с меня сколько же сорвать хочешь?

Купец говорил ему «ты», а он почтительно «вы». Они поторговались, рассчитались и встали.

В зале никого не осталось. Я пошел к «товарищам», которые продолжали еще пить в кабинете. Там оказался и «старшой».

— Ну, новичок, успел уже нажить?

— Да у этих подьячих наживешь, — ответил за меня Семён, — поди, гривенника не получил?

— Ни гроша, — подтвердил я.

— Вот и служи таким архаровцам. Так и смотри, что с тебя возьмут на чай!..

— Ну, вы тоже младенцы! Поди маху дадите! Тоже палец в рот не клади, — заметил «старшой».

— А то, что же, зевать? Наше дело такое: прозеваешь — сиди на бобах!

— Как вы вчера компанию-то из цирка обработали?

— По два целковых на брата пришлось!

— Расскажите, в чем дело? — обратился я к «коллеге» с бакенбардами.

— Да ничего особенного. Они заказали крюшон, потом другой, третий. Угощали актерок каких-то. Мы им первый-то крюшон сделали как следует, а второй и третий на простом спирту из сорокакопеечного красненького, с апельсинами и сахаром. Они и не расчухали, а взяли с них по семь с полтиной, да еще обсчитали на четыре рубля в итоге.

— Важно. И не спорили?

— Какой спорили! Они все хотели платить; мы чуть с троих не получили по тому же счету! Жаль, не очень перепились, а то получили бы!..

— А буфетчик разве не смотрит?

— А что он может смотреть? Мы за буфет марки платим, почем он знает, кто и сколько подал в такой-то кабинет? Мы служили тогда вчетвером, все подавали, поди разбери, что было подано. Ведь компаний в ресторане много, разве буфетчик может уследить, кому что подавали? Мы его (буфетчика) счет писать заставляем; говорим ему — он пишет; что скажем, то и напишет. Тут никто ничего не разберет.

— А если бы завести такой порядок, как в Выборге? Там гости расплачиваются только с буфетчиком. Слуга говорит, сколько чего он подавал, а буфетчик получает.

— Ну, тогда нам всем могила! Кто же тогда будет служить без жалования!

Пробило три часа.

День тянулся без конца. Работы никакой. И зачем все официанты приходят с утра, когда нечего делать? Отчего не завести дежурство?