Николай Иваницкий - Земля Тиан

«Надо стать на кровать, на стол…» — мелькнуло в мозгу, но руки и ноги уже отказывались повиноваться. Елена, как во сне, поднялась и дотащилась до стула. Вода достигала ей уже до щиколотки. Не один, а целый десяток фонтанчиков бил из-под пола по всей комнате. Елена вытянула руки вдоль стола и уронила на них голову.

В это время она явственно услышала, как совсем близко, за стеной захлюпали по воде торопливые шаги, и чей-то голос снова громко позвал ее по имени. Деревянный засов застучал, дверь вдруг с плеском и стуком распахнулась и в комнату, словно гонимый бесами, ворвался Книжников.

Белый костюм его весь намок и был забрызган грязью, взъерошенные волосы прядями прилипли ко лбу, небритое лицо искажено волнением.

— Вы здесь! — вскричал он и устремился к Елене. — Скорее! По двору уже нельзя пройти!

Кое как с помощью Книжникова Елена накинула на себя одежду и оба они выбежали из комнаты. Дом был пуст. Наводнение давно разогнало трусливых слуг, а У Цзы Фу был в отсутствии.

Дворик, окруженный высокой глинобитной стеной, имел вид пруда. В углу его возвышалось небольшое строение, теперь по крышу ушедшее в грязную воду. Книжников кивнул в его сторону головой.

— Там я сидел… Хорошо, что дверь оказалась гнилая!

Одна из стен двора уже местами осела. К другой, еще державшейся, с перил утопавшей галерейки Книжников перекинул доску.

— Сюда, Елена, за мной!

Спастись можно было только в одном направлении. Домик стоял на самом краю города, на отлете, и теперь был окружен рекою со всех сторон. Между ним и ближайшими городскими строениями залегла уже мутная поверхность воды. Прямо позади домика островком торчала вершина заросшего травой бугра. Тропинка для бурлаков, проложенная по самому высокому месту берега, взбегала на этот бугор со стороны города и тянулась отсюда вверх по течению, то исчезая в воде, то появляясь снова. Ярдах в 200 она поднималась на высокий, покрытый кустарником холм, несокрушимо возвышавшийся над водой.

По доске, которая гнулась под ногами, они перебежали на стену. Она шаталась уже, оседала под тяжестью шагов, но все же выдержала. Они пересекли проливчик, отделявший стену от островка, почти вплавь, борясь с течением и поддерживая друг друга. Быстро, насколько позволяла скользкая от воды почва, они побежали по тропинке. Вода на ней нигде не достигала даже до пояса. Вскоре беглецы были уже на вершине холма. Опасность миновала. Они могли обсушиться на солнце и отдохнуть в тени кустов.

— Спасибо, Андрей Ильич, — сказала Елена.

Он взял ее за обе руки и поцеловал их.

— Слава Богу, — произнес он облегченно, — все обошлось пока. Вот до чего чуть не довело вас ваше упрямство, — добавил он с мягким упреком в голосе. — Теперь — в Ханькоу!

Елена сдвинула брови.

— А поручение Зайковского? — спросила она. — Его ведь надо передать. Для Дорогова и Тенишевского это очень важное дело!

— Темное дело, — медленно проговорил Книжников, — темные люди… Бог с ними.

— Нет! — твердо ответила Елена. — Если вы не передали им того, что должны были передать, это сделаю я!

— Елена, — сказал Книжников и снова взял ее за руку, — сейчас не время нам ссориться. Пусть спадет вода, мы доберемся в город и там посмотрим, как поступить. Может быть, они уехали уже. Прошла неделя!

— Если они уехали, я догоню их, — с прежней твердостью ответила Елена. Книжников взъерошил волосы.

— Я не пущу вас! Мы поедем в Ханькоу! Повторяю вам, Елена, что сейчас не время ссориться!

В голосе его послышались непривычные резкие нотки.

Елена вскочила на ноги.

— Не время?! Нет, всегда время думать о людях, которых вы предали! Вы эгоист, Андрей Ильич! Вам нужна я, из-за меня вы готовы на все! Вы думали о том, что эти люди могут погибнуть, потому что не знают об опасности, грозящей им?

— Я — эгоист? — переспросил Книжников и сделал длинную паузу. — Пусть эгоист, — добавил он тихо, — но вы поедете в Ханькоу.

Елена сжала кулаки. Глаза ее сверкали гневом.

— Я никуда не поеду с вами! Вы не заставите меня. Мы расстанемся здесь, на этом месте, навсегда! Я пойду одна в город и если вы попытаетесь помешать мне — я возвращусь в этот дом и буду ждать там моих тюремщиков… Довольно, Андрей Ильич! Вам не удастся связать мою судьбу с вашей… Я поступала с вами мягко, боялась сделать вам больно, но я устранила вас из моей жизни навсегда. Понимаете вы, навсегда? Так не врывайтесь же в нее опять! Напрасный труд!.. Я благодарна вам за вашу помощь, искренне, правдиво благодарна… Не превращайте эту благодарность в злобу, оставьте меня идти моей дорогой… Неровной, извилистой, плохой, но моей собственной!.. Поймите, наконец, имейте мужество отдать себе отчет в том, что вы делаете… Вы забыли обо всем, о семье, о чести, о рассудке! Во имя чего, Андрей Ильич? Во имя любви? Она не стоит ничего, эта любовь, потому что в ней нет самоотречения. Вы — эгоист!

Книжников молчал.

Река, неожиданно нахлынувшая, так же стремительно спадала [33] Пусть читатель не удивляется этому явлению. Южные притоки Ян Цзе, стекающие с крутых и высоких гор, подвержены внезапным и кратковременным наводнениям. Автор сам был свидетелем того, как вода в Сян Цзяне за одну ночь поднялась на 15 футов. . Солнце не начало еще по-настоящему припекать, когда тропинка, по которой пришли Елена и Книжников поднялась уже из воды. Теперь она змеилась узкой грядкой, неровной и блестящей от воды, мимо благополучно уцелевших домиков предместья и исчезала за ними.

Елена первой нарушила тягостное молчание… Она встала, оправила на себе платье и протянула Книжникову руку, глядя ему в глаза.

— Прощайте, Андрей Ильич! Не судите меня за мою резкость. Я не хочу вам зла. Но путь мой один, а ваш — другой. Пожмем друг другу руки и простимся. Еще раз благодарю вас за сегодняшний день.

— Елена… — тихо, сдавленным голосом прошептал Книжников и опустился на колени.

Он держал ее руки и быстро, жадно целовал их.

Ей стало жаль его. Как это часто бывало и прежде, он увлек ее своим настроением. Но она пересилила эту жалость.

— Да… да… прощайте, Андрей Ильич… — волнуясь, проговорила она, мягко высвободила руки и как будто боясь, что одумается и вернется, бегом спустилась с холма по направлению к городу.

Книжников поднялся и молча, неподвижно стоял, глядя как мелькало между буграми ее голубое платье. Когда оно, наконец, скрылось среди темных силуэтов выступивших из воды домиков предместья, он долго еще стоял, позабыв обо всем, о жарком, все нестерпимее палившем солнце, о только что миновавшей опасности, о том, что он весь был виден на вершине пустынного холма и недавние тюремщики могли вернуться и схватить его.

Потом, опомнившись, он спустился с холма, добрел до предместья, прошел, шлепая по лужам и не разбирая дороги, в ближайший дом и стал заказывать сампан.