Александр Бушков - Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков [litres]

Итак…

Фельдмаршал – это Александр II, который однажды мило и непринужденно произвел сам себя в генерал-фельдмаршалы, хотя никаких военных свершений за ним не числилось. Ну не считать же таковым недолгое пребывание вблизи от передовой на русско-турецкой войне? Однако с точки зрения закона докопаться не к чему. Император – единственный в России человек, имевший право производить в офицеры и присваивать очередные воинские звания. И нигде не написано, что он не имеет права повышать в чинах сам себя, а, как известно, что не запрещено – то разрешено…

(Между прочим, Николаю II, вступившему на престол в скромном полковничьем чине, подхалимы и доброхоты несколько раз советовали повысить себя до генерала. Иначе, мол, получается как-то несолидно: император одной из великих держав – всего-навсего полковник. Николай решительно отказался – один из немногих поступков, за который я его уважаю, хотя в общем и целом отношусь к нему, что уж там, скверно.)

Ну, а бомба – и есть бомба, та самая, что оторвала императору ноги. О ней ничего особенно интересного не расскажешь.

Когда я занимаюсь своими историческими расследованиями, часто применяю тактику, позаимствованную у волков, – они никогда не бросаются на жертву сразу, рывком по прямой. Сначала обкладывают, заходят со стороны. Вот и теперь я буду придерживаться волчьей тактики: зайду со стороны, начну не с убийства, а с подробного рассмотрения сложившейся к тому времени в стране ситуации, о «болевых точках», реформах Александра II, их последствиях, их сторонниках и противниках.

Главным свершением императора издавна принято считать отмену крепостного права, за что некоторые уже тогда именовали его Александром Освободителем.

Дело вроде бы благое, необходимое. Кто бы спорил? Вот только сложилось так, что к освобождению крестьян по совершенно противоположным мотивам, но с одинаковым, пожалуй, непринятием отнеслись не только дворяне, но и… сами крестьяне. Почему так? Да потому, что реформа ударила по крестьянам с нешуточной силой. Не зря Некрасов писал:

Именно так и обстояло. Начнем с того, что после оглашения Манифеста об освобождении крестьян они, вопреки имеющему место быть довольно распространенному заблуждению, вовсе не стали в одночасье вольными, как птички Божьи. Да, они перестали быть «живым имуществом». Да, теперь их нельзя было продавать или выменивать на ученых попугаев. Однако они не абсолютно вольными стали, а перешли в положение так называемых «времени обязанных»: если сразу, выложив всю сумму, не выкупали у помещика отходившую им землю, должны были нести повинности и оброки (эту систему отменит только Александр III в 1882 году).

Главное для крестьянина (и не только в России) – не свобода, а земля, потому что одной свободой сыт не будешь. Хорошо известен случай, когда один из видных декабристов по благородству души хотел освободить своих крестьян – а они отказались, все как один. Потому что прекраснодушный мечтатель намеревался освободить их абсолютно без земли. Землю он предполагал оставить себе и сдавать ее крестьянам в аренду. Вот они и рассудили вполне логично, что дело это совершенно ненадежное: сегодня аренда есть, а завтра наследники барина решат ее отменить и построить, например, на этих землях какую-нибудь фабрику.

(Кстати, по тем же самым мотивам еще до Гражданской войны в США негры сплошь и рядом упирались руками и ногами, когда иные прогрессивные хозяева намеревались освободить их из рабского состояния. Те же мотивы, та же логика: освобождение предполагалось абсолютно без земли…)

Повторяю, ту землю, что теперь переходила к освобожденным крестьянам, им приходилось выкупать. А поскольку денег у подавляющего большинства на это не было, государство приняло расходы на себя. Оно стало выдавать помещикам так называемые «выкупные свидетельства», со временем подлежащие обмену на банковские билеты с пятипроцентным доходом.

Однако никакой благотворительностью здесь и не пахло. Посредством «выкупных свидетельств» государство выдавало крестьянам заем. Который им предстояло возвращать (с нарастающими процентами) долгие годы. Эти «выкупные платежи», как их называли, отменили только в 1907 году – но исключительно оттого, что в 1905–1907 годах страну охватили почти повсеместные крестьянские волнения, помещичьи усадьбы в лучшем случае грабили дочиста (вместе с запасами зерна), а в худшем – просто жгли (по статистическим данным, сожжено было примерно 10 % усадеб…).

Далее, был произведен грандиозный земельный передел. После которого у большинства крестьян осталось меньше земли, чем у них было до освобождения. Кроме того, в этом переделе была заложена хитрушка – в пользу помещиков. Скажем, луга для выпаса скота остались за крестьянской общиной, а вот ведущая к выпасам дорога, прежде как бы и ничья, теперь стала собственностью помещика. И теперь за прогон скота крестьяне ему ежегодно платили «аренду» – а ее размеры назначал сам помещик. Это лишь один из многочисленных примеров «хитрого передела». Так что крестьяне остались крайне недовольны.

Теперь о дворянах. «Свобода» довольно многих из них моментально лишила прежнего беззаботного существования. Земля, конечно, осталась у них, но хозяйство теперь предстояло вести самостоятельно. Чего подавляющее большинство просто-напросто не умело – да вдобавок многие и не хотели. Из той самой «глупой сословной спеси», из-за которой поминавшиеся «благородные девицы» предпочитали идти в проститутки, но не в продавщицы или служанки…

Лучше всего не умствовать самостоятельно, а процитировать Е. И. Ламанского (1825–1902), выдающегося банковского деятеля.

«Дворянское сословие за время существования крепостного права привыкло к даровому и обязательному крестьянскому труду, лишившись которого оно при недостатке в развитии (! – А. Б. ) не способно было поставить на правильное основание свое хозяйство. Вместе с тем приобретенные многими помещиками путем реализации банковых билетов и выкупных свидетельств средства были затрачены не на улучшение хозяйства, а на поездки за границу и разные непроизводительные расходы. Впоследствии, с открытием общественных и частных земельных банков, помещики, разумеется, воспользовались предоставляемым им этими банками способом закладывать земли и снова заключили долги без всяких соображений о возможности уплачивать ложившиеся на них проценты. Результатом неумения приспособиться к новым условиям хозяйства явилось постепенное обеднение помещиков и постоянные жалобы их на изменение старого порядка вещей.