Рут Гудман - Как жить в Викторианскую эпоху. Повседневная реальность в Англии ХIX века

Людям приходилось проводить всю свою жизнь там, где не выдерживали даже растения. Респираторные заболевания были неотлучными спутниками викторианской жизни: плохое качество воздуха усугубляло такие болезни, как туберкулез (уносивший сотни тысяч человеческих жизней, пока в XX веке не появились антибиотики), пневмония, бронхит и астма. Даже в ясный день в воздухе иногда плавали хлопья сажи, похожие на черный снег, — они оседали на всех поверхностях, оставляли липкий, жирный слой на волосах и одежде, на стенах зданий и листьях растений, а если в доме были открыты окна, то и внутри комнат. В жилых домах свою порцию сажи производили кухонные очаги и камины, но в городах и поселках воздух снаружи был даже плотнее, чем внутри.

Добравшись до работы, вы сталкивались с целым рядом новых опасностей. Викторианское рабочее место отнюдь не отличалось здоровой обстановкой или безопасностью — и это одинаково касалось как тех, кто работал в поле, так и тех, кто не разгибался над прядильной машиной на одной из фабрик Ланкашира или драил полы в господской усадьбе. Открытый огонь и незащищенные механизмы были обычным явлением, воздух наполняли дым, испарения и пыль различной степени вредности. Лошади шарахались, переворачивая телеги, экипажи и механические устройства, ядовитые вещества использовали повсеместно, переноска неподъемных тяжестей считалась нормой, а защитные каски еще не вошли в повседневный обиход. Джеймс Брэди, вспоминая о безвременной кончине своего отца, жившего в Викторианскую эпоху, замечал: «В те дни никому как будто не было до этого дела».

К смертям и травмам на работе относились в основном с фатализмом. Несчастные случаи просто имели место, и, хотя это было печально и часто трагично для тех, кого они касались непосредственно, с этим приходилось мириться. Работа, которую признавали опасной, могла принести некоторую финансовую выгоду, хотя и была связана с повышенным риском. Горное дело было особенно ненадежным занятием, что непосредственно отражалось на средней заработной плате. Уровень жизни в шахтерских общинах, например в долинах Южного Уэльса, на угольных месторождениях Ноттингемшира или в поселках графства Дарем, был заметно выше, чем в общинах сельских или фабричных рабочих — до тех пор, пока там была работа. Был ли на самом деле у мужчин, женщин и детей выбор между более и менее опасной работой, часто зависело от семейных обстоятельств. Необходимость кормить лишний рот, оплачивать счета от врача или поддерживать родственника, который не мог найти работу, заставляла людей действовать вопреки своим желаниям. Даже с учетом тогдашних менее развитых медицинских представлений было широко известно, что некоторые виды работы опаснее остальных. На железных дорогах чаще всего погибали сцепщики, которые соединяли и отцепляли грузовые вагоны. Требование увеличить скорость работы приводило к тому, что они проскакивали прямо между движущимися вагонами, на ходу соединяя и разъединяя тяжелые замки — это называлось «сцепка на лету». За такую работу платили немного, но она была регулярной, в отличие от большинства эпизодических и сезонных работ, для многих служивших единственной альтернативой.

Смертельную опасность представляла пыль, которую выбрасывали в атмосферу прядильные и ткацкие станки. Работа на ткацких мануфактурах провоцировала респираторные заболевания. Прямая связь между пылью и ухудшением здоровья рабочих не вызывала сомнений, и наиболее сострадательные и нравственные владельцы фабрик пытались обеспечить на производстве вентиляцию. К сожалению, для того чтобы прясть и ткать хлопок, необходима теплая и влажная среда, а значит, большинство владельцев держало окна цехов закрытыми. Кроме того, установка вентиляторов и вентиляционных шахт обходилась дорого, и многим компаниям это было не по карману, даже если у руководства и возникало такое желание. В романе Элизабет Гаскелл «Север и Юг», опубликованном в 1855 году, изображена молодая женщина, с трудом делающая последние вдохи легкими, забитыми хлопковой пылью. Когда у нее появились первые симптомы, она вместе со своей семьей пыталась перейти на фабрику с улучшенной вентиляцией. Но было уже слишком поздно. О том, что такая работа опасна, в викторианский период хорошо знали и широко обсуждали.

То, что работа, особенно работа, которую выполняли самые бедные люди, наносит большой ущерб здоровью, считалось почти в порядке вещей. Многие из тех, кто писал о своей жизни, упоминают о травмах на рабочем месте почти небрежно — они огорчали, но в целом считались неизбежными. Отец Джеймса Брэди в молодости работал в литейной мастерской и изготавливал железные скобы, которыми подбивали подошвы деревянных башмаков для рабочих. Его сын, рассказывая о том, как наблюдал за умелой работой отца, упоминает, что каждый рабочий день заканчивался одинаковым ритуалом: «Он смазывал тонким слоем целебной мази обожженные ладони и руки и, готовый идти домой, опускал закатанные рукава рубашки». Кейт Тейлор получала ожоги из-за того, что хозяйка пыталась закалить ее для дальнейшей трудовой жизни. Кейт было 13 лет, она работала помощницей в маслобойне на ферме. Кейт вспоминала о хозяйке так: «Если она замечала, что я вздрагиваю, когда вынимаю простерилизованную посуду из кипящей воды, она совала мою руку целиком в воду, говоря, что только так можно к этому приучиться». У многих женщин зрение было испорчено долгими часами шитья и другой мелкой работы при очень плохом освещении. Особенно пагубным воздействием на зрение славилась штамповка игольных ушек. Каждый подготовленный отрезок проволоки следовало аккуратно выровнять вручную и нанести удар точно по центру иглы. Викторианские швейные иглы были примерно в два раза тоньше современных — иголка диаметром 0,25 мм даже не считалась особенно тонкой. Я сама, имея почти стопроцентное зрение, едва могу разглядеть ушко такой иголки, не говоря уже о том, чтобы направить удар, который разделит ее идеально пополам.

Рис. 64. Производство игл, 1853 г.

The Englishwoman’s Domestic Magazine, 1853.

В Ноттингемшире зрение молодой женщины, скорее всего, было бы испорчено на кружевном производстве. Машинное кружево нуждалось в ручной доработке — начиная с того, что приходилось исправлять мелкие разрывы, дырочки и пропущенные в процессе производства петли, и заканчивая добавлением элементов, с которыми не могла справиться машина. Ежедневные 12–14 часов такой работы при плохом освещении непоправимо портили зрение. Те, кто стоял за станками, нередко страдали глухотой. У ткачей, работающих на механических станках ткацко-прядильных мануфактур, слух почти неизменно снижался к 30 с лишним годам. В городах, где было много работы такого рода, возникла форма безмолвной речи с подчеркнутой артикуляцией, облегчающей чтение по губам. Работа в литейной мастерской, кузнице и на металлургическом производстве тоже способствовала потере слуха. Если человек постоянно говорил громким голосом, это почти наверняка означало, что он плохо слышит.