Жак Пауэлс - Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века

Перефразируя слова Черчилля, элита сначала попыталась задушить дитя революции в его русской колыбели. Почти дюжина стран участвовала в вооруженном вмешательстве в русскую гражданскую войну. Из-за сопротивления, в том числе и их собственных солдат и гражданских лиц, этот проект пришлось сворачивать. О надеждах на то, что большевистский эксперимент провалится сам, пришлось тоже забыть. Вот так и созрела идея «крестового похода» против Советского Союза. А государством, кандидатура которого была наиболее подходящей для этого, стала Германия, все еще могущественная страна, к тому же уже давно одержимая страстным желанием расширения на Восток. Впрочем, пройдет еще много времени прежде, чем будет осуществлена попытка такого предприятия, — которая не случайно получит имя германского императора и крестоносца Барбароссы.

Безусловно, самым важным оружием, которое элита после окончания Первой мировой войны попыталась использовать для достижения своих контрреволюционных и антидемократических целей, было движение, которое стал известно как «фашизм». Эта многоголовая гидра впервые появилась в Италии и получила там свое имя. Ее наиболее одиозным внешне проявлением был немецкий национал-социализм или нацизм — странный ярлык, скрывающий тот факт, что это движение не имело ничего общего с социализмом, а, напротив, было заклятым врагом всех форм марксистского социализма.

Практика показала уже в 1918–1919 годах, как фашизм может быть полезным элите в свержении революций и в борьбе с демократией. В ноябре 1918 года, когда германский император бежал из страны, а в Германии сложилась революционная ситуация, к власти пришло коалиционное правительство, в котором доминировали реформистские социал-демократы. Это правительство дало военному руководству зеленый свет, чтобы уничтожить становившуюся все более радикальной революцию. Поскольку командование армии не доверяло уже большинству солдат из-за их революционных симпатий, оно расформировало большинство армейских подразделений и вместо этого создало добровольческие корпуса. Они состояли из надежных офицеров и солдат, а также из националистов и правых добровольцев из кругов богатой и мелкой буржуазии, таких, как студенты университетов. Члены этих корпусов переняли милитаристский и консервативный этос имперской элиты военного времени, и военные среди них считали, что на фронте они обнаружили новую и превосходящую форму социализма, а именно, «социализм окопов». Это был социализм, который переплетался с немецким национализмом — вместо так называемого «еврейского» интернационализма, то есть, это был «национал-социализм». С помощью такого менталитета корпус добровольцев задушил революционные силы в Берлине, Мюнхене и других местах с особой жестокостью. В январе 1919 г., например, были зверски убиты революционные вожди Карл Либкнехт и Роза Люксембург.

Историки не без причины считают эти добровольческие силы «протонацистскими», потому что они послужили образцом для партии, которую Гитлер сформировал в Мюнхене и назвал «национал-социалистической». Немецкая элита, во всяком случае, была под впечатлением от действий этих боевиков-добровольцев. Она пришла к выводу, что такие решительные боевики смогут не только раздавить революцию, но и повернуть вспять демократизацию.

Было ясно, что такие парамилитаристские силы или подобные им организации могут быть особенно полезными для создания и поддержания особого рода авторитарной системы, в которой смогут процветать промышленники, банкиры и знатные землевладельцы.

Элита Италии пришла к такому же выводу несколько позже. В Италии в нее входили кроме промышленников, банкиров и землевладельцев, еще и королевская семья, Ватикан и армейское командование. После Великой войны Италия в течение нескольких лет находилась в революционной ситуации, так называемой Бьеннале Россо в 1919–1920 годах. Тогда дело дошло до важных демократических реформ, таких, как введение восьмичасового рабочего дня.

Но затем итальянская версия добровольческого корпуса, жестокие squadristi Фашистской Национальной партии Бенито Муссолини, подавили революционное движение. Элита позволила Муссолини прийти к власти через инсценированный марш на Рим, чтобы он осуществил то, чего они от него хотели: ликвидацию демократии, включая всеобщее избирательное право, отмену социальных реформ, таких, как восьмичасовой рабочий день, принуждение рабочих к труду за более низкую заработную плату и наведение среди них жесткой дисциплины, а также ликвидацию как профсоюзов, так и Социалистической и Коммунистической партий. Королевскому дому и знати было позволено сохранить свою власть и богатство и даже увеличить их. С Ватиканом Муссолини заключил Латеранские соглашения. Они положили конец отделению церкви от государства и содержали в себе огромные финансовые и другие преимущества для католической церкви, такие, как законы против развода и привилегированную роль для церкви в системе образования.

Муссолини добился в Италии того, чего европейская элита в 1914 году надеялась добиться путем войны: он повернул часы вспять во многих отношениях к старорежимному времени, ко времени до установления светского итальянского государства в 1860–1870 годах. Для итальянских семей промышленников — таких, как семьи Пирелли и Аньелли — Муссолини, как и следовало ожидать, оказался полезен не только потому, что при нем упразднили социальные достижения, обеспечили низкую заработную плату и ликвидировали рабочие партии и профсоюзы. Его агрессивная программа вооружения также обеспечивала им выгодные заказы. Более того, его жестокая империалистическая политика обеспечивала Италии колонии и вассальные государства, вроде Эфиопии и Албании. Их сырье, рынки сбыта и дешевая рабочая сила оказались очень полезны итальянским промышленникам.

Не только итальянская, но и вся остальная европейская элита была в восторге от антидемократических достижений Муссолини. Когда в 1926 году в Великобритании произошла всеобщая забастовка, Черчилль пришел в ярость. Он предложил встретить бастующих шахтеров пулеметным огнем и сказал, что Муссолини «оказал миру великую услугу, продемонстрировав, как надо сражаться с подрывными силами». Черчилль хвалил итальянского диктатора, называя его «римским гением» и прежде всего за то, что он был оплотом против коммунизма. Два других представителя британской элиты, которые не скрывали своего восхищения Муссолини — Дэвид Ллойд Джордж и генерал Дуглас Хейг. После посещения фашистской Италии последний заявил, что «нам нужен кто-то подобный Муссолини в нашей собственной стране».

Муссолини также произвел большое впечатление на немецких промышленников. Немецкие добровольческие отряды сделали полезное дело для элиты, подавив революцию, но ей по-прежнему мешала «эта отвратительная, чрезмерно демократическая Веймарская республика». Она очень надеялась на появление «немецкого Муссолини», который освободил бы ее от всего этого бремени демократии. Этот спаситель появится на сцене несколько позже, в 1933 году, в лице Адольфа Гитлера. Прежде чем мы рассмотрим появление и карьеру этого первого среди равных в рядах фашистов, мы хотим, однако, отметить, что Муссолини пришел к власти не благодаря поддержке итальянского народа, но благодаря поддержке итальянской элиты. Мы увидим, что и в случае с Гитлером это так же.