Сергей Плохий - Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней]

На бумаге принципы выглядели логично, особенно когда партия находилась в подполье или опозиции. Но как их осуществить на деле? Первое испытание властью пришло сразу после того, как большевики захватили власть в Петрограде. В ответ на переворот киевские политики провозгласили украинскую государственность и заявили права не только на земли Центральной Украины, но и на юго-восточные губернии, в основном заселенные украинцами: Харьков, Одессу и бассейн реки Донец на востоке Украины. В Петрограде считали эти территории частью России. Еще важнее было то, что украинцы отказались сотрудничать с новым петроградским правительством. Ленин и большевики сочли это проявлением контрреволюции.

4 марта 1917 года украинские активисты образовали Центральный совет, или, по-украински, Центральную раду. Ее задачей было координировать деятельность всех украинских организаций, как политических, так и культурных. В политическом плане ее состав напоминал Временное правительство в Петрограде лета 1917 года: в Центральную раду вошли деятели, близкие к кадетам, а также самые разные социалисты, приобретавшие все большее влияние. Первоначальные требования были довольно умеренными и в национальном вопросе соответствовали программе кадетов. Рада хотела наконец добиться того, чего активисты украинского движения требовали десятилетиями – ввести украинский язык в школьную и судебную системы. Но Михаил Грушевский, новоизбранный председатель Центральной рады, вернувшийся в Киев в середине марта после шести лет ссылки в России, нацелился на более амбициозную цель – территориальную автономию Украины.

В конце марта 1917 года Грушевский написал программную статью под названием “Повороту нема” (“Возврата нет”), в которой угрожал Временному правительству перспективой полной независимости, если оно не согласится предоставить Украине территориальную автономию. Он писал:

Широкая автономия Украины с государственными правами украинского народа в федеративной связи – вот программа данного момента, от которой не может быть возврата назад. Любые препятствия, любые сомнения в удовлетворении ее со стороны руководителей Российской державы или же правящих кругов русского общества могут повлечь только одно – перемещение центра тяжести в сторону украинской независимости. Об этой независимости русские предводители заговорили с думской трибуны еще перед войной. Но они сами дали ей в руки оружие – своей шаткой, уклончивой политикой в украинском вопросе в последние годы украинского лихолетья. В данный момент сторонники самостоятельной или, вернее сказать, независимой Украины готовы остаться на общей платформе широкой национально-территориальной автономии и федеративного обеспечения государственных прав Украины. Знамя независимой Украины все еще свернуто. Но не развернется ли оно в мгновение ока, если всероссийские централизаторы пожелают вырвать из наших рук стяг широкой украинской автономии в рамках федеративной и демократической Российской Республики? [22] Перевод по изданию: Грушевський М. С. Твори, у 50 т. Львiв, 2007. Т. 4. Кн. 1. С. 13–14. (Прим. пер.)

Вскоре программа Грушевского стала программой Центральной рады. Также ее поддержали многочисленные советы крестьянских и солдатских депутатов, которые в первые месяцы после Февральской революции стали новым источником законности и власти. Если в губерниях центра России революция вызвала крестьянские бунты против землевладельцев, а на Кавказе и в Центральной Азии началась череда восстаний местного населения против русских колонистов, то на Украине украинские активисты мобилизовали крестьян в поддержку территориальной автономии. Василий Шульгин, сыгравший свою роль в отречении Николая II, впоследствии сетовал на то, что украинские деятели обманули крестьян обещаниями, что если те примут украинскую идентичность и поддержат украинскую автономию, то непременно получат во владение землю и не позволят пришлым, особенно русским крестьянам, претендовать на плодородные украинские поля. Солдаты, которые с апреля 1917 года начали вступать в сформированные с согласия командования украинские подразделения, тоже поддерживали Раду, считая, что только она могла положить конец войне и вовремя отправить их домой, на передел земли.

Вдохновленные такой поддержкой народа, Грушевский и Рада в июне 1917 года в одностороннем порядке провозгласили территориальную автономию Украины. Дух перестройки Российской империи на федеративных началах, равно как и его спутник, идея самостоятельности трех ветвей большой русской нации, подобно джиннам, вырвались из бутылок. Временное правительство попыталось загнать их обратно, отправив министров в Киев – в надежде убедить Раду отозвать заявление об автономии. Рада отказала, ее поддержали украинские национальные меньшинства, в том числе еврейские и польские социалисты. Министры решили пойти на сделку – признали Раду и ее правительство (генеральный секретариат) представителями петроградского Временного правительства на Украине. Так украинская автономия, в урезанном виде, пережила первую встречу с центральным правительством в Петрограде.

Русские националисты негодовали: они считали, что социалистические министры Временного правительства предали русские национальные интересы. Атаку возглавил Василий Шульгин. В начале апреля 1917 года он опубликовал в “Киевлянине” статью, в которой утверждал, что если прежний режим преследовал нерусских, то новый ополчился против русских, превратив государство в тюрьму для них. Шульгин был готов мириться с правлением Центральной рады, которое называл “деспотизмом организованной кучки” 1, но только в том случае, если ее предводители поддержат продолжение войны. Но Рада предпочла мир. И еще она желала автономии, что в глазах Шульгина было равносильно измене, – это был удар в спину России, воюющей с Германией и Австро-Венгрией. Получив автономию, уверял Шульгин, Украина станет легкой добычей Германии.

Впрочем, ключевым вопросом для Шульгина оставалось единство большого русского народа. Когда Временное правительство признало урезанную украинскую автономию, Шульгин счел это предательством русского народа, неотъемлемой частью которого были Украина (Малороссия) и ее жители. Шульгин настаивал на том, что русские составляют на Украине большинство. Он определял принадлежность к русскому народу на основе литературного, а не разговорного языка, а если судить по числу читателей киевских газет – наследию Уваровского циркуляра и Эмского указа – то меньшинство составляли не русские, а украинцы. Важнейшим вопросом, волновавшим Шульгина, было не будущее устройство русского государства, а “перекрещивание” 2малороссов в украинцев и Малороссии в Украину.