Александр Евдокимов - Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

На первых допросах Павлов объяснял военный провал объективными причинами — численным и техническим превосходством противника и неожиданностью удара:

«На Брестском направлении против 6-й и 42-й дивизий обрушилось сразу 3 механизированных корпуса, что создало превосходство противника, как численностью, так и качеством техники. Командующий 4-й армией Коробков, потеряв управление и, по-видимому, растерявшись, не смог в достаточной мере закрыть основного направления своими силами, хотя бы путем подтягивания на это направление 49-й дивизии. На 6-ю и 42-ю дивизии на этом же Брестском направлении противником была брошена огромная масса бомбардировочной авиации. По докладу Коробкова [командующий 4-й армией. — Прим. автора ], эта авиация со всей тщательностью обрабатывала расположение нашей пехоты, а пикирующие бомбардировщики противника выводили из строя орудие за орудием. Господство авиации противника в воздухе было полное, тем паче что наша истребительная авиация уже в первый день одновременным ударом противника ровно в 4 часа утра по всем аэродромам была в значительном количестве выбита, не поднявшись в воздух. Всего за этот день выбито до 300 самолетов всех систем, в том числе и учебных. Все это случилось потому, что было темно и наша авиация не смогла подняться в воздух.»

Однако уже на следующем допросе Павлов признал свою вину в бездеятельности и халатности, допущенных в последние дни перед началом войны:

«…мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагеря еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста. Я этого приказа не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения не существовали.

В отношении строительства УРов [укрепленных районов. — Прим. автора ] я допустил со своей стороны также преступное бездействие… В результате моей бездеятельности УРы к бою готовы не были…

Я допустил беспечность с выдвижением войск к границе. Вместо того чтобы, учитывая обстановку за рубежом, уже в конце мая месяца вывести все свои части на исходное положение и тем самым дать возможность принять правильные боевые порядки, я ожидал директив Генштаба, пропустил время, в результате чего затянул сосредоточение войск, так что война застала большую половину сил на марше в свои исходные районы…

В отношении складов. Я допустил схематическое утверждение складов, приближенных к границе на 50–60 км. В результате этого склады были в первые же два дня подожжены авиацией противника или наши войска вынуждены были, отходя, рвать их сами.

В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца и его заместителя Таюрского, допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны. В результате таких действий в первый же день войны авиация понесла огромные потери, не успев подняться в воздух из-за краткости расстояния от госграницы до аэродрома…

Таким образом, я признаю себя виновным в том, что благодаря своей бездеятельности я совершил преступления, которые привели к поражению Западного фронта и большим потерям в людях и материальной части, а также и к прорыву фронта, чем поставил под угрозу дальнейшее развертывание войны.»

Участие в антисоветском заговоре с целью военного предательства Павлов также поначалу не подтверждал: «Ни от кого задания открыть Западный фронт я не получал…» Но в дальнейшем и в этом Павлов был вынужден сознаться: «Действительно основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации» .

Подготовленное 21 июля 1941 года обвинительное заключение делало акцент на преступном бездействии подсудимых. Обвинения в заговоре и антисоветской деятельности, хотя и упоминались, отошли на второй план и не были положены в основу уголовного дела. Командующий фронтом Павлов и начальник штаба Климовских обвинялись в том, что, «являясь участниками антисоветского военного заговора, предали интересы Родины, нарушили присягу и нанесли ущерб боевой мощи Красной Армии, то есть в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58–1б, 58–11 УК РСФСР» . Из обвинительного заключения также следовало, что начальник связи Григорьев «не организовал работу связи фронта, в результате чего было нарушено управление войсками и взаимодействие частей» , а командарм Коробков «преступно бездействовал, в результате чего вверенные ему силы понесли большие потери и были дезорганизованы» , т. е. они совершили преступление, предусмотренное статьей 193–17б УК РСФСР.

22 июля 1941 года в ходе рассмотрения дела в Военной коллегии Верховного Суда СССР действия Павлова и его соратников были переквалифицированы еще более радикально. Теперь в обвинительном заключении значились «халатное отношение к службе» (статья 193–17б УК РСФСР) и «действия по сдаче вверенных военных сил и оставлению неприятелю средств ведения войны вопреки военным правилам» (статья 193–20б УК РСФСР). Дело слушалось ночью в закрытом формате, без участия свидетелей и защитников, без права обжалования судебного решения. На заседании председательствовал глава Военной коллегии армвоенюрист В. В. Ульрих — тот же, что председательствовал на судебном процессе по делу Тухачевского.

Во время судебного допроса Павлов сознался в бездеятельности при командовании Западным округом: «Я признаю себя виновным в том, что не успел проверить выполнение командующим 4-й армией Коробковым моего приказа об эвакуации войск из Бреста. Еще в начале июня месяца я отдал приказ о выводе частей из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником. Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу [нарком обороны С. К. Тимошенко. — Прим. автора ] » .

Интересно, что подсудимый Коробков в судебном заседании отрицал показания, данные против него Павловым: «Показания Павлова я категорически отрицаю. Как может он утверждать это, если он в течение 10 дней не был у меня на командном пункте. У меня была связь со всеми частями, за исключением 46-й стрелковой дивизии, которая подчинялась мехкорпусу. На предварительном следствии меня обвиняли в трусости. Это неверно. Я день и ночь был на своем посту. Все время был на фронте и лично руководил частями. Наоборот, меня все время обвиняло 3-е Управление в том, что штаб армии был очень близок к фронту» .