Александр Евдокимов - Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

Вечером того же дня Павлов отправился в Дом офицеров в Минске на спектакль «Свадьба в Малиновке». В час ночи 22 июня ему позвонил нарком обороны Тимошенко и еще раз призвал не поддаваться на провокации: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте. Штаб соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но, смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации, позвоните» .

После разговора с Тимошенко около двух часов ночи Павлов обзвонил командармов и собрал информацию о положении дел на границе и во вверенных им армиях: «От командующего 10-й армией — «все спокойно»; от 4-й армии — «всюду и все спокойно, войска выполняют поставленную вами задачу». На мой вопрос, выходит ли 22-я танковая дивизия из Бреста [для занятия оборонительных позиций вокруг города. — Прим. автора ] , получил ответ: «Да, выходит, как и другие части». Командующий 3-й армией ответил мне, что у него ничего нового не произошло» .

В 3.30 снова позвонил Тимошенко и спросил, есть ли новости. Павлов сообщил, что связь с армиями налажена, соответствующие указания даны, и обещал наркому доложить обстановку после повторных переговоров с командармами. Меньше чем через час немецкие самолеты пересекли границу, вражеская артиллерия открыла огонь по позициям советских войск — началась война.

В первые часы войны приказов о конкретных действиях из Москвы не поступало. Только в 7.15 утра верховное командование передало директиву № 2 об уничтожении вражеских сил в районах, где они нарушили советскую границу. Но в эти часы управленческого вакуума на Западном фронте Павлов отдал приказ, который в полной мере показал смятение и разобщенность военного руководства в начале войны.

В 5.25 утра Павлов приказал: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по-боевому» . Приказ не говорил, нужно ли держать оборону или переходить в наступление — расплывчатая фраза «действовать по-боевому» могла означать и то, и другое, и нечто третье. Приказ, по сути, только позволял войскам применить оружие, не дожидаясь постановки конкретных боевых задач. Возможно, настолько расплывчат он был потому, что у самого Павлова не было на такой случай никаких директив от советского армейского руководства.

Тем временем немецкие войска, двигаясь двумя клиньями к северу и югу от Белостока, окружили передовые соединения Западного фронта. В Белостокском «котле» оказались 3-я и 10-я советские армии. Войска, которым удалось отойти, попали в схожее положение восточнее Белостока, где образовалось несколько «котлов» поменьше. В районе Гродно советские корпуса предприняли попытку контрудара и вынудили противника на этом участке перейти к обороне. Начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал Ф. Гальдер в своем дневнике записал слова немецкого генерала Отта о событиях под Гродно: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это недопустимо» . Однако локальное сопротивление Красной армии на Западном фронте не изменило общей картины развития событий.

К 25 июня первые немецкие части вышли на подступы к Минску. В течение следующих двух дней к столице Белоруссии прорвались три танковые дивизии и несколько моторизованных корпусов. Несмотря на приказ наркома обороны Тимошенко город не сдавать, 28 июня Минск пал, советские части, оборонявшие город, отошли на восток. Две танковые группировки соединились в районе Минска, образовав Минский «котел». В окружение попали остатки 3-й и 10-й армий, а также отдельные части 4-й и 13-й армий. 29 июня уже в глубоком тылу немецких войск были подавлены последние очаги героического сопротивления в Брестской крепости.

Пока в западном приграничье разворачивалась трагедия стремительного поражения, в Москве искали виновных в ней. 30 июня командующего фронтом Павлова отстранили от должности и вызвали в Москву. Павлов имел разговор с наркомом иностранных дел Молотовым и начальником Генерального штаба Красной армии Жуковым. Аудиенции у Сталина генерал не удостоился — тучи над ним сгущались. С понижением в должности до заместителя командующего Павлов отправился обратно на Западный фронт. Однако 4 июля на пути в штаб фронта, в селе Довск Гомельской области, его машину остановили, и генерала отправили в Москву. По всей видимости, решение о его аресте у высшего руководства страны созрело окончательно.

Павлова обвинили в антисоветском военном заговоре, предательстве интересов Родины, нарушении присяги и нанесению ущерба боевой мощи Красной армии. Согласно вменявшейся генералу статье 58–1б УК РСФСР, измена Родине, совершенная военнослужащим, каралась высшей мерой наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества. Также Павлову вменяли преступление, подпадающее под статью 58–11 УК РСФСР — организационную деятельность, направленную к подготовке или совершению контрреволюционных преступлений; эта статья предусматривала то же самое наказание, что и предыдущая. Наряду с генералом Павловым по делу проходили другие военачальники Западного фронта: начальник штаба Западного фронта В. Е. Климовских, начальник связи штаба того же фронта А. Т. Григорьев и командующий 4-й армией А. А. Коробков.

Развивая тему заговора, следователи связывали Павлова с врагами народа командармом 1-го ранга И. П. Уборевичем и генералом К. А. Мерецковым. В 1937 году Уборевич проходил по делу Тухачевского, ставшему началом чистки в армии. Ему, как и другим, входившим в предполагаемый близкий круг заговорщиков, было предъявлено обвинение в измене Родине и заговоре, завершившееся расстрелом. Мерецков несколько лет работал вместе с Уборевичем, высоко оценивал его вклад в воспитание советских командиров разного ранга и уже поэтому не мог не попасть под подозрение.

Как и Павлов, Мерецков был обвинен в контрреволюционной деятельности. В ходе следствия Мерецков показал, что в 1936 году, будучи в командировке в Испании, способствовал карьерному росту Павлова: «…Уборевич меня информировал о том, что им подготовлена к отправке в Испанию танковая бригада и принято решение командование бригадой поручить Павлову. Уборевич при этом дал Павлову самую лестную характеристику…» Так устанавливалась связь между расстрелянным за предательство Уборевичем и его учениками — Мерецковым и Павловым.

По счастливому случаю Мерецкову удалось избежать смертного приговора. После того, как он в августе 1941 года написал покаянное письмо Сталину, его освободили и направили на фронт. Павлову такая участь не была суждена.