Рут Гудман - Как жить в эпоху Тюдоров. Повседневная реальность в Англии ХVI века

Большие толпы людей, жадных до новинок, протискивались в ярко разукрашенное помещение, открытое непогоде в центре и скрытое под крышей в расположенной вокруг галерее с сидячими местами. Звуки города снаружи затихали, когда начиналась музыка, а первые актеры выходили на сцену. Задник был зафиксирован, и декораций было немного, но костюмы были потрясающими. Наряды актеров в «Розе», стоили столько же, как и само здание. Когда в 1595 году Фрэнсис Лэнгли построил в Бэнксайде конкурирующий театр «Лебедь», он также потратил 300 фунтов стерлингов на костюмы для актеров. Елизаветинская публика была готова просто представить себе «обширные поля Франции», однако ожидала, что Генрих V будет одет как король в шелка и бархат, золотые кружева и изощренные воротники (историческая точность не была приоритетом). В своей описи имущества «Людей лорда-адмирала» в 1598 году Хенслоу перечисляет мантии, плащи, венецианские чулки и плундры из золотой ткани; плащ, жилет, пару венецианских чулок и пару плундр из серебряной ткани; а также алый плащ с двумя широкими золотыми кружевами и золотыми пуговицами. Поскольку золотые и серебряные ткани можно было сделать только из длинных тонких полос самих драгоценных металлов, сшитых с шелком, легко представить, насколько ценными были эти костюмы и какое потрясающее впечатление они производили на сцене. Лишь немногие люди, не вхожие в придворные круги, могли увидеть такие ткани и одежду где-нибудь кроме театра. Так что можно было с полным основанием пойти в театр, чтобы просто поглазеть на костюмы. По словам Томаса Платтера, швейцарского дворянина, который находился в Лондоне в 1599 году, «актеры одеты очень дорого и изысканно, потому что по местным обычаям английские лорды и рыцари завещают перед смертью практически самую лучшую свою одежду слугам, но, поскольку тем не подобает ее носить, они продают ее актерам за небольшую сумму». Конечно, театр покупал такие аристократические наряды, которые по сумптуарным законам запрещено было носить кому-либо еще. Наряду с одеждой из золота и серебра, которая полагалась только членам королевской семьи, театр «Роза» также располагал алой мантией, подбитой горностаем, — одеждой, которую должны были носить только члены палаты лордов.

Не вся одежда дожидалась смерти своего знатного владельца, прежде чем ее продавали в театр. Придворная мода быстро менялась, и в наряде, который стоил практически как большой городской дом, можно было появиться от силы несколько раз, прежде чем он устаревал. Для таких людей, как Роберт Дадли, покровитель одной из действующих трупп, передача театру такой одежды была частью финансовой помощи; возможно, таким способом вместо денег расплачивались за частные представления. Кроме того, такой публичный показ недавно ношенной им одежды мог служить рекламой — так бывший владелец одежды мог повысить свой статус. Сцена была и показом мод, и окном в изысканный мир двора и придворных. Театр тогда среди прочего выполнял ту же роль, что и голливудские гламурные фильмы 1930-х годов или современные шоу о жизни знаменитостей.

Однако мода не ограничивалась сценой. На подмостках дублеты и платья из итальянского бархата соседствовали с картонными коронами и фальшивыми бородами, но и наряды зрителей были тоже хорошо видны. Закрытое пространство театра позволяло взгляду кружиться, а открытый двор предоставлял позерам-модникам широкие возможности. Этот момент отражен во введении Бена Джонсона к печатной версии его пьесы «Новая гостиница» (The New Inn, 1631), где критиков пьесы парировали следующим образом: «Зачем же они пришли тогда? Спросишь ты меня. Я отвечу в точности так: чтобы увидеть и чтобы быть увиденным. Чтобы выставить себя на всеобщее обозрение в своей одежде в кредит: и завладеть сценой в ущерб постановке». В этой фразе привлекает внимание словосочетание Джонсона «одежда в кредит» (clothes of credit). Он мог иметь в виду «лучшую», или самую дорогую одежду, а, возможно, мог одновременно намекать и на то, что эти наряды были одолжены или взяты напрокат. Аренда нарядов для особых случаев была обычной практикой. Некоторые люди постоянно сдавали и забирали из ломбардов свои самые эффектные наряды, используя их в качестве средства вложения денег, которым можно было торговать и использовать в сделках. В счетах Филиппа Хенслоу такие операции занимают много места, поскольку он действовал через различных агентов в качестве ростовщика. Театральные наряды также регулярно проходили через его руки — их одалживали, арендовали, покупали, изменяли, создавали и продавали по мере того, как менялись потребности труппы и ее репертуар. Разнообразие, новизна и зрелищность были главными составляющими привлекательности театра; одни и те же вещи нельзя было использовать бесконечно, как бы дорого они ни стоили.

Наряду с современной модой притягательной была и экзотика. Для «Сказки о двух братьях» (The Tale of the Two Brothers), которая была поставлена в 1602 году, tyre man — мастер гардероба — создал два костюма дьявола и платье для ведьмы. Во время постановки шекспировского «Тита Андроника» (Titus Andronicus), действие которого происходит в античном мире, представился случай использовать «античные костюмы», перечисленные в описи 1602 года; это была просто-напросто елизаветинская одежда с римским привкусом, переделанная из роскошного малинового бархата и золотой ткани. Думаю, она напоминала костюмы голливудской эпопеи «Клеопатра» (Cleopatra) с Элизабет Тейлор в главной роли, где древнеегипетские элементы сочетаются с современной модой.

Нам, современным посетителям театра, трудно понять возбуждение и волнение, которое вызывала такая одежда. Видеть римского генерала в «плаще из малинового бархата, с разрезами на ткани и украшенного золотом», зная, что этот наряд стоит больше вашего дома и нескольких годовых заработков вместе взятых. Ощущать, что вы видите нечто редкое и необычное, даже сами ткани, обычно предназначенные для аристократических глаз, пока вокруг вас щедро разливаются слова. Слова, конечно, тоже имели значение: театр представлял собой нечто большее, чем визуальное представление. Елизаветинская аудитория любила новизну, но возвращалась снова и снова за высококачественными словами. Бестселлеры Хенслоу — «Мальтийский еврей», «Доктор Фауст» и «Испанская трагедия» — пьесы, собиравшие полные залы, и ныне считаются у современных исследователей «лучшими» и наиболее совершенными произведениями эпохи. А новые пьесы — «Генрих IV» и «Тит Андроник» новичка Уильяма Шекспира — также были оценены по достоинству в театре «Роза».

Сильные драматические сюжеты, отражающие весь спектр человеческих эмоций — основа всех наиболее успешных пьес Елизаветинской эпохи. Эдвард Аллен, вероятно, самый известный актер того времени, и его главный конкурент Ричард Бербедж были известны и почитаемы за свои сильные роли. Они играли глубоких персонажей, которые оказались в пучинах трагедии. Хорошо шла и комедия: даже самые жестокие и трагические пьесы Шекспира содержат комические сцены, чтобы добавить света в мрачное повествование. Действительно, если самые известные актеры специализировались на высокой трагедии, то вторыми по популярности были два комика. Это Ричард Тарлтон, чья карьера началась по крайней мере в 1560-х годах, а также Уильям Кемп (с ним мы встречались раньше, следя за его путешествием по стране с колоколами и платком). Шекспир недолго работал с Эдвардом Алленом в театре «Роза», но позже долго сотрудничал с «Глобусом», где работал как с Ричардом Бербеджем, который играл его Гамлета и Лира, так и с Уильямом Кемпом, для которого он выписал несколько комичных деревенских неуклюжих персонажей, которые остроумно притворяются дураками и часто, как будто бы случайно, додумываются до сути вещей.