Талбот Мэнди - Орудие богов

Жрец начал его благословлять, затянув эту церемонию ради скуки. Гангадхара был слишком суеверен, чтобы его прерывать.

– Скажи лучше Макхуму Дассу, чтобы продал мне дом задешево, – сказал магараджа как бы после раздумья. На самом деле ему шепотом подсказала это Патали.

– Задешево? – брамин уже у самой двери оглянулся через плечо. – Я ему это предлагал. (На самом деле он предлагал Макхуму Дассу передать документ храму в качестве благотворительного жеста.) – Он ответил, что возвращенное ему богами следует ценить вдвойне: ведь ему доверено это хранить, а потому он посчитает смертным грехом расстаться с документом на любых условиях.

– Пошел отсюда! – зарычал Гангадхара. – Убирайся вон!

После ухода брамина они обсудили дело с Патали, и она поглаживала его по голове, страдающей от боли. Кто может знать, что на уме у индийской танцовщицы. Все они способны и на предательство, и на преданность одновременно. Но даже Патали не знала истинной причины, почему Гангадхара так жаждал купить этот домик в холмах. Она считала, что это будет гнездышко для ее развлечений.

– Заставь этого американского копателя золота прекратить аренду, – посоветовала она. – Он твой слуга. Он не посмеет отказать.

Но Гангадхара достаточно хорошо понимал, что Дика Блейна невозможно выставить из дома без законного судебного процесса. Патали, видя хмурое выражение его лица, расчетливо переменила тактику:

– Сегодня суд закрыт, – напомнила она. – Завтра Макхум Дасс пойдет перерегистрировать документ и аннулировать дело Дхулапа Сингха. Он поедет верхом между храмом Шивы и тем местом, где умерший афганец держал верблюдов.

Но Гангадхара замотал головой. Он не осмеливался захватить Макхума Дасса или ограничить его перемещения, потому что ростовщик был зарегистрирован как британский подданный и мог находиться в любом штате, где хотел, и получать защиту в случаях вмешательства в его дела. Внезапно он понял, что надо сделать. Патали перестала поглаживать его по голове, она увидела, как у него в глазах сверкнула решимость.

– Перо, чернила и бумагу! – приказал он.

Патали принесла ему требуемое, и он начал прежде всего надписывать конверт, упражняясь в английском языке.

– Почему ему? – удивилась она, следя через его плечо за движениями пера. – Если ты пошлешь ему письмо, он сочтет себя важной особой. Устное послание…

– Молчи, дура! Без письма он не придет.

– Тогда лучше его встретить, как бы случайно, и…

– Нет! Нет времени. Проклятая дочь моего дяди задумала недоброе. Она договорилась с англичанами перехватить сокровищницу и ограбить меня!

Он написал письмо, старательно выводя буквы, запечатал и отослал со слугой. Но Патали, решив, что дом должен принадлежать ей, отправила соглядатаев, чтобы не спускали глаз с Макхума Дасса и ежечасно давали ей знать о каждом шаге ростовщика.

Менее чем через час в коляске прибыл Дик Блейн, чтобы ответить на письмо. Патали сделала все, чтобы подслушать из разговора через замочную скважину, но ее поймала жена Гангадхары и отправила в другую часть дворца, наградив весьма нелестными титулами, отозвавшимися звоном в ушах танцовщицы.

А послушать было что. Дик Блейн был весьма удовлетворен тем, что позволил магарадже обыскать его погреб. Он не возразил против того, чтобы дать ключ и объяснить, как легче всего выдрать гвозди. Его целый день не будет дома, но Чаму, дворецкий, несомненно, впустит магараджу и его слуг. Он надеется, что они найдут то, что ищут, где бы оно ни оказалось, и надеется, что голова у магараджи серьезно не пострадала.

Когда Дика спросили, зачем он забил гвоздями люк в погреб, он ответил, что не желает, чтобы всякие посторонние туда совались.

– Кто был в погребе? – спросил Гангадхара.

– Только Том Трайп.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Что ж… Спасибо за разрешение.

– Не за что. Надеюсь, голова у вас не сильно болит. До свидания.

Когда Дик переезжал через мост, направляясь к своему клубу, усмехаясь при мысли об успехе Ясмини, он не подозревал, что сам уже поднялся на сцену, где будет разыгрываться трагедия.

Уволить слуг в Индии не всегда бывает так просто. Прежде всего, было воскресенье, получить наличные деньги по чекам невозможно, а Дик Блейн заранее об этом не подумал. Едва ли возможно надеяться, что Чаму и повар уйдут, не получив жалованья.

Затем, Сита Рам еще не прислал им замену, а Чаму начал жалобно нюнить, используя каждый аргумент, начиная с того, что он сирота и отец своего сына, и кончая тем, что Гангадхара рассердится. Напрасно Дик уверял его, что он вместе с поваром и магараджей может отправиться ко всем чертям с его, Дика Блейна, разрешения. Напрасно советовал дворецкому устроить своего сына на работу, дабы тот мог содержать отца, пока тот без места. Наконец Дик пошел на компромисс и позволил слугам остаться еще на один день, решив, что они не смогут сильно испортить вареные яйца ему на завтрак, а ланч и обед он съест в клубе за рекой.

Тост, который принес ему Чаму, он разломал и выбросил в сад, где его с удовольствием сожрали вороны без явного ущерба для себя; Дик обошелся без чая и около часа провел с хорошей сигарой и невадской газетой месячной давности.

Затем дважды побрился и отправился побродить по саду, чтобы взглянуть на лошадей.

– Если бы я знал, кто будет магараджей этого штата через неделю, – сказал он себе, – я бы потребовал у него контракт на то, чтобы провести воду с холмов сюда.

Он сидел в тени, пожевывая незажженную сигару и мечтая о водяном насосе, когда прибыла записка Гангадхары, Дик сейчас же приказал подать коляску, обрадованный, что появилось хоть какое-то занятие. Выезжая, он не заметил Макхума Дасса, который повернул к маленькой калитке. Макхум Дасс, в свою очередь, не заметил Пингу, одноглазого нищего с улыбкой по вертикали, который наблюдал за ним из-за скалы. За самим Пингой пристально наблюдал еще один человек.

В ту же минуту, как Дик скрылся из виду, Макхум Дасс прошел в калитку в стене и кликнул Чаму. Тот встретил его на верхней ступеньке крыльца, но Макхум Дасс вошел в дом, не ожидая приглашения.

– Погреб, – сказал он. – Я пришел осмотреть погреб. Есть жалоба на фундамент. Я должен посмотреть.

– Но, сагиб, дверь заперта.

– Так отопри ее.

– У меня нет ключа.

– Тогда взломай замок.

– Дверь в погреб заколочена гвоздями.