Сергей Нечаев - Серый кардинал Наполеона. Жан-Жак-Режи де Камбасерес

После этой речи было решено выразить на деле национальную признательность первому консулу. И 6 мая Трибунат принял постановление о почетном титуле «Миротворца» или «Отца народа», что никак не могло удовлетворить честолюбие Наполеона, уже шедшее значительно дальше.

Подобное никак не могло удовлетворить и Камбасереса. Тогда он обратился к Сенату, на усмотрение которого было передано пожелание Трибуната, и стал поодиночке уговаривать сенаторов пожаловать Наполеону титул пожизненного консула.

Суть взаимоотношений Камбасереса и Сената очень хорошо объясняет историк Адольф Тьер:

«Мы уже говорили о его скрытом, но действительном влиянии на первого консула. Его влияние в Сенате было равновелико. Это первое в государстве собрание питало истинное уважение к старому юрисконсульту, сделавшемуся поверенным нового Цезаря».

На фоне вечно сомневающегося Сийеса, Камбасерес, по словам того же Адольфа Тьера, незаметно стал «тайным управляющим Сената».

При этом Камбасерес прекрасно понимал, что любое сопротивление честолюбивым желаниям генерала Бонапарта бесполезно, но нужно все-таки, чтобы все (по возможности, конечно) находилось в рамках закона.

Титул пожизненного консула… Об этом уже шли жаркие разговоры, но сам Наполеон только слушал, стараясь хранить молчание и не выдавать свое отношение к происходящему. И Камбасерес, за себя и за третьего консула Лебрёна, предложил ему всяческую помощь в этом деле, где первому консулу неловко было действовать самому, потому что он должен был выглядеть принимающим, а не забирающим насильно титул, о котором шла речь. Более того, первый консул, выразив Камбасересу свою благодарность, объявил ему, что доволен своим настоящим положением, не видит необходимости переменить его и ни на что не решится, чтобы из него выйти.

Камбасерес ответил первому консулу, что, без сомнения, тому самому неловко начинать подобное дело, но что его замысел состоит в том, чтобы французы сами положили корону к ногам Наполеона. Конечно же, Наполеону тоже этого хотелось бы, но он продолжал твердить, что опасается, что люди не захотят отречься от республиканских форм, за поддержание которых они еще совсем недавно произносили клятвы. Он и так, будучи первым консулом, якобы имел достаточно власти, особенно с тех пор, как освободился от оппозиции Трибуната. Что же касается людей, то многие из них не очень понимали, что еще можно сделать для первого консула в благодарность за то, что он сам сделал для Франции. Некоторые особо бесхитростные спрашивали: что же ему предложить? Какая награда может соответствовать его несомненным заслугам? Ведь истинное ему вознаграждение — это его слава.

Камбасерес же прекрасно понимал, что со стороны Наполеона это было чистое притворство, и он не собирался мстить ему, оставляя вопрос нерешенным. Напротив, он вмешался в дело немедленно. По его мнению, было достаточно дать первому консулу продолжение власти еще на десять лет, которые, вместе с годами, остававшимися от первого периода, продлили бы его консульство на семнадцать лет. Действительно, это значило бы, и во Франции, и в Европе, разрушить все надежды врагов первого консула, которые рассчитывали на законное окончание его могущества. Но Камбасерес хорошо знал, что первый консул в душе не удовольствуется этим, что ему надо было бы предложить нечто другое, и что с пожизненным консульством, соединенным с правом назначать себе преемника, можно получить все выгоды наследственной монархии, избежав неудобств, которые могут произойти от названия вещей своими именами.

И он, как уже говорилось, обратился к сенаторам, однако у тех хватило мужества воспротивиться, и они ограничились постановлением от 8 мая 1802 года, согласно которому Наполеон просто провозглашался первым консулом еще на один десятилетний срок.

Получается, что Камбасерес понимал то, чего еще не понимал сам Наполеон, который заявил, что доволен всем и не торопится ничего менять. На это хитрый Камбасерес ответил так, что Наполеону ничего не оставалось, как согласиться. Он поклонился и в витиеватых выражениях заявил, что прекрасно понимает, что личное достоинство первого консула не позволяет ему открыто брать на себя инициативу в таком вопросе, но на то и существуют его коллеги, чтобы… Короче говоря, Камбасерес предложил Наполеону такую комбинацию, отказаться от которой было невозможно.

Он сказал Наполеону:

— Вы поступаете неблагоразумно, не желая объясниться. Ваши враги, а они у вас есть, несмотря на ваши заслуги, даже в Сенате, воспользуются вашим молчанием.

— Оставьте их, — отвечал Наполеон. — Большинство Сената всегда расположено делать больше, чем от него требуют. Они пойдут дальше, чем вы думаете.

Камбасерес возражал, но невозможно было победить упорное притворство первого консула. А когда тому была предложена власть еще на десять лет, Камбасерес сказал, что, без сомнения, случившееся очень неприятно, но это дело поправимое, и что он берет это на себя.

Он заявил:

— Сенат предлагает вам продолжение первого консульства, отвечайте, что вы благодарны за такое предложение, но что не от него, а с согласия целой нации вы получили власть, и что теперь от одной нации вы можете получить продолжение этой власти. Отвечайте, что вы желаете испросить ее согласия тем же путем, какой был употреблен для принятия консульской конституции, а мы составим формулу, которая будет представлена на народное голосование.

И Наполеон по совету Камбасереса написал Сенату, что он очень признателен за сделанное предложение, но хочет обратиться к народу, чтобы узнать, должен ли он принять эту «жертву», которую от него требуют в виде продления срока его службы. В конце письма так и говорилось:

Вы считаете, что я должен принести народу новую жертву; я сделаю это, если желание народа будет оформлено в виде разрешенных вами выборов.

После этого Наполеон, опять же следуя совету Камбасереса, демонстративно удалился из Парижа в Мальмезон.

Камбасерес говорил ему:

— Я останусь в Париже, я созову Государственный совет, и я все организую.

В результате Наполеон с явным удовольствием отбыл из Парижа, предоставив Камбасересу возможность действовать так, как тот считал нужным.

На следующий день, 10 мая 1802 года Камбасерес созвал Государственный совет на внеочередное заседание.

Оба консула, Камбасерес и Лебрён, все министры, исключая Фуше, присутствовали на этом заседании. Камбасерес председательствовал. Он изложил причины собрания и просил совета «в одном важном обстоятельстве, которое затрудняло правительство».

Феликс-Жюльен-Жан Биго де Преамно и Жан-Этьен Порталис тотчас взяли слово и подтвердили, что прочность правительства теперь составляет первую потребность государства, что иностранные державы, желающие вступить в отношения с Францией, нуждаются в доверии, что бессменное правительство первого консула — это самое верное к тому средство, а власть, данная ему на десять лет, призрачна и не имеет величия и т. д. и т. п.