Сергей Нечаев - Серый кардинал Наполеона. Жан-Жак-Режи де Камбасерес

Наполеон пристально посмотрел на Камбасереса и воскликнул:

— Хорошее предложение! Но неужели вы думаете, что можно подкараулить герцога после того, что в столичных газетах напечатаны все подробности дела?

Он базировался на донесениях своих жандармов и пребывал в полной уверенности, что герцог Энгиенский приезжал в Страсбург и даже в Париж. Он считал это дело доказанным.

Потом Наполеон почти не слушал, что говорили за и против его мнения. Он сидел с видом человека, уже принявшего решение. Впрочем, он не обнаруживал особой досады на Камбасереса за его сопротивление.

— Знаю, — сказал он, — причину, которая внушает вам ваши слова, — это ваше расположение ко мне. Благодарю вас за это, но я не дам себя убить без защиты. Я заставлю трепетать этот народ, я научу их всех сидеть смирно.

В данном случае говорилось про роялистов, которых Наполеон хотел запугать, показав, что нельзя безнаказанно угрожать человеку, подобному ему.

Кроме консула Камбасереса, все потакали гневу первого консула, хотя в то время он и без того готов был сделаться страшным, даже жестоким.

Камбасерес еще долго не сдавался, и тогда Наполеон сказал:

— Надобно покончить с этим, и виновный ответит мне своей головой.

— Смею думать, — ответил Камбасерес, — что если в ваших руках окажется такая особа, вы не доведете свою строгость до крайней меры.

— Что вы мне такое говорите! — возразил первый консул. — Знайте, я не желаю щадить тех, кто подсылает ко мне убийц!

Наполеон вскочил и начал ходить по комнате в сильном волнении. Между тем Камбасерес продолжал противиться похищению герцога на иностранной территории.

Такое упорство раздражало Наполеона, и он язвительно заметил:

— Что-то вы стали излишне снисходительны и скупы на кровь ваших Бурбонов.

После этого Камбасерес замолк, а Наполеон, как и следовало ожидать, решил поступать по-своему (или, если кому-то так угодно, последовать совету Талейрана).

Почему Камбасерес не высказался перед Бонапартом более решительно? Потому что он знал, что единственным результатом этого будет отдаление. Плюс он уже имел перед собой Талейрана, милость в отношении которого росла с каждым днем, и которого поддерживал Маре, постоянно находившийся рядом с первым консулом. Лучше было действовать из-за кулис.

Участь несчастного герцога была решена, и этим ужасом Наполеон хотел поразить роялистов, показав им всем, что священная для них кровь Бурбонов не имеет особой цены в глазах нынешнего властителя Франции.

В этом деле имелось лишь два затруднения: во-первых, герцог жил не во Франции, а в Бадене; во-вторых, он решительно никак не был связан с каким-либо заговором против первого консула. Первое препятствие для Наполеона было несущественным: он уже тогда распоряжался в Западной и Южной Германии как у себя дома. Второе препятствие тоже особого значения не имело, так как Наполеон уже заранее решил судить герцога Энгиенского военно-полевым судом, который за серьезными доказательствами никогда особенно не гнался.

Сразу после этого учреждения, изображавшие собой представительство народа (Трибунат, Законодательный корпус и Сенат), «вдруг» заговорили о необходимости раз и навсегда покончить с таким положением, когда от жизни одного человека зависит спокойствие и благо всего народа, когда все враги Франции могут строить свои надежды на покушениях. Вывод был ясен: пожизненное консульство просто необходимо превратить в наследственную монархию, а это — как раз то, что было нужно Наполеону. Таким образом, Венсеннский ров, где был расстрелян невинный потомок Бурбонов, по определению Д. С. Мережковского, «есть рубеж между старым и новым порядком», важная ступень, приведшая Наполеона прямиком на императорский трон.

Анализируя вышеописанные события, Шатобриан в своих знаменитых «Замогильных записках» писал:

«Изучив все факты, я пришел к следующему выводу: единственным, кто желал смерти герцога Энгиенского, был Бонапарт; никто не ставил ему эту смерть условием для возведения на престол. Разговоры об этом якобы поставленном условии — ухищрение политиков, любящих отыскивать во всем тайные пружины. Однако весьма вероятно, что иные люди с нечистой совестью не без удовольствия наблюдали, как первый консул навсегда порывает с Бурбонами. Суд в Венсенне — порождение корсиканского темперамента, приступ холодной ярости, трусливая ненависть к потомкам Людовика XIV, чей грозный призрак преследовал Бонапарта.

Мюрат может упрекнуть себя лишь в том, что передал комиссии общие указания и не имел силы устраниться: во время суда его не было в Венсенне.

Герцог де Ровиго [6] Это ошибка. Савари был пожалован титулом герцога де Ровиго лишь в мае 1808 года. приводил приговор в исполнение; вероятно, он получил тайный приказ: на это намекает генерал Юлен. Кто решился бы «безотлагательно» предать смерти герцога Энгиенского, не имея на то высочайших полномочий?

Что же до господина де Талейрана, священника и дворянина, он выступил вдохновителем убийства; он был не в ладах с законной династией».

Камбасерес видел в казни герцога Энгиенского не убийство без причины, но казнь нецелесообразную, совершенную в незаконных условиях, которая неизбежно вызовет шумный отклик и негативно изменит имидж первого консула <���…> Он не оспаривал законное право первого консула на оборону. Но он сожалел о совершенной политической ошибке.

Очевидно, что Талейран толкнул Наполеона на роковой арест, вопреки советам Камбасереса. Но так же трудно допустить, что он предвидел результат своих действий. Шатобриан в связи с этим пишет: «Если он позволил себе дать роковой совет, то, разумеется, оттого, что недооценил возможных последствий. Князя Беневентского не смущала проблема добра и зла, ибо он не отличал одного от другого: он был лишен нравственного чувства и потому вечно ошибался в своих предвидениях».

Далее Шатобриан делает вывод, что смерть герцога Энгиенского в жизни Наполеона стала одним из тех «дурных поступков», которые «начали и довершили его падение».

«Напрасно надеялся он, что его слава вытеснит его злодеяния из памяти людской, они перевесили и погубили его. Подвело его именно то, в чем он видел свою силу, глубину, неуязвимость, когда попирал законы нравственности. Пока он нападал только на анархию да на иноземных врагов Франции, он одерживал победы, но стоило ему вступить на путь нечестия, как он лишился всей своей мощи.

В доказательство этой истины прошу отметить, что со смертью принца начался раскол, который вкупе с военными поражениями погубил виновника Венсеннской трагедии.