Сергей Нечаев - Серый кардинал Наполеона. Жан-Жак-Режи де Камбасерес

А д’Эгрефёй, в своем небесно-голубом бархатном камзоле с пуговицами в стразах, с широким круглым лицом, всегда блестящим, будто он сейчас из воды, и со своими большими глазами, яркими, как кошачьи? А Монвель, в черном с головы до ног, так что ему недоставало только плерезов (траурных нашивок) к рукавам, и тогда можно было бы спрашивать, кто у него умер, тем более что этот мрачный костюм служил дополнением к лицу, как известно, не очень веселому? А Лаволле, со своим моложавым лицом и вечно в парадном платье? Словом, все они вместе с Камбасересом составляли одно нераздельное целое, и вот почему рассказала я об окружавших его, изображая его самого. Как удивительно отличалась от всех окружавших эта небольшая группа из пяти или шести человек, с важностью расхаживающая по Пале-Руаялю со своим предводителем и беседующая неспешно и осторожно, как ученики Платона, идущие за ним к мысу Суниум.

Первый консул иногда сердился, когда ему приходилось оправдываться за Камбасереса. Однажды я видела его даже в гневе, когда он услышал перевод какой-то статьи из английской газеты. Там насмехались над вто рым консулом, а от второго к первому переход не так уж велик, и неприязненно настроенный журналист не считал это проблемой. Бонапарт топнул и сказал Жозефине:

— Нужно, чтобы ты вмешалась в это! Слышишь ли? Только женщина может сказать человеку, что он смешон. Если я возьмусь за это дело, то скажу ему просто, что он дурак.

Не знаю, решилась ли мадам Бонапарт сообщить консулу Камбасересу, что он смешон, но знаю, что он так и остался навсегда тем, кем был.

У Камбасереса была прелестная внучатая племянница, мадам Бастарреш. Я всегда удивлялась, что он не пору чал ей принимать своих гостей. Не страшился ли он наружности ее провожатого, которого трудно было устра нить, потому что это был ее муж и (отчего не сказать?) обезьяна самая ревнивая, какую только можно себе представить. На свете есть много непонятного, и одно бывает темнее другого. К этому последнему разряду принадлежит и брак девицы Розы Монферрье с месье Бастаррешем, байоннским банкиром, поселившимся в Париже.

Невозможно написать портрета девицы Розы Монферрье в восемнадцать лет, потому что прелесть ее заключалась в талии нимфы и свежести, какую не может выразить ни одно сравнение. Цвет лица ее нравился мне больше, чем цвет лица мадам Мюрат. Кожа мадам Бастарреш светилась какой-то живостью, теплым светом, без метафоры напоминавшим цветок, давший ей имя, и бархат персика. Сверх того, она была так умна, что при этом свежем личике глаза и выражение их делали ее истинно очаровательной девушкой.

Камбасерес находился на высшей ступени почестей, и все полагали, что девица Монферрье заключит блестящий союз, когда вдруг услышали, что ее отец по дороге в Монпелье остановился в каком-то замке, обнаружил там прекрасный ужин и не мог противиться соблазну. Но в то время как он управлялся с великолепным индюком, облитым трюфелями, явилось страшное чудовище и сказало ему, что он должен отдать ему свою дочь, а иначе он съест его живого, и это ему даже подходит больше, потому что отец истинно толст и жирен. Господин Дювидаль де Монферрье с трепетом возразил, что он, конечно, не будет так вкусен, так нежен и так щедро облит трюфелями, как то существо, у которого отрезал он только что крылышко, и что если угодно хозяину замка, то он отдаст ему другое крылышко. Но чудовище не хотело индейского петуха: оно требовало хорошенькой, умной девушки, и отец, боясь, чтоб его не загрызли, поспешил сказать «да». Дочь его вышла замуж.

Может быть, вы думаете, что я сочинила это маленькое повествование? Совсем нет: его сочинил сам первый консул. Не знаю, почему брак девицы Монферрье вызвал у Бонапарта прилив желчи, только долго еще, даже после смерти месье Бастарреша, он не мог простить Камбасересу, что тот допустил этот брак».

Еще раз дополним рассказ Лоры д’Абрантес. Жан-Жак Дювидаль де Монферрье, как и Камбасерес, был из Монпелье. Они были дальними родственниками, и в описываемое время он был членом Трибуната. А в годы Империи он стал влиятельным членом ложи «Великий Восток Франции». Его дочь Роза была в первом браке женой банкира Пьера Леона Бастарреша, а ее вторым мужем стал… упомянутый выше Оливье Лаволле.

А вот что писал о Камбасересе в 1824 году Антуан Обрье:

«У Камбасереса еще со времен, когда он был советником в парламенте Тулузы, вошло в привычку медленно прогуливаться, заложив руки за спину, с двумя или тремя персонами, разговор с которыми ему нравился. Весь Париж мог видеть его в галереях или в саду Пале-Руаяля, прогуливающегося с д’Эгрефёйем и другим человеком, чья худоба резко контрастировала с ним. Здесь особенно можно было восхищаться его добрым характером; потому что несколько раз гулявшие там девушки бросали в его адрес насмешки, которые я не позволю себе передавать, поскольку их язык, весьма энергичный во всем остальном, был недостаточно приличен, чтобы можно было о таком говорить».

Тот же Антуан Обрье отмечал также, что Камбасересу очень нравилась некая актриса варьете мадемуазель С***. А та якобы всякий раз, когда выходила на сцену, «старалась повернуться к нему спиной». И кончилось всё тем, что он перестал ходить в театр Варьете или, по крайней мере, в ложу: та, которую он занимал, была перед самой сценой, слева от зрителей, а ей предшествовала небольшая гостиная с зеркалом и софой, и именно в этом маленьком будуаре он обычно проводил вечера.

У Антуана Обрье также читаем:

«Камбасерес обладал добрым сердцем; я уже говорил, что он оказывал большие услуги эмигрантам. Во время роковой трагедии, лишившей дом Конде его последнего отпрыска, он сделал все возможное, чтобы предотвратить эту катастрофу. И он бы в этом, несомненно, преуспел, если бы на его пути не встали люди, лишенные совести и страха, которые ускорили момент смерти не только невиновного, но и полноправного принца, чьи блестящие качества обещали дому Конде достойного наследника. Честь тем, кто пытался предотвратить это преступление; и позор его творцам, кем бы они ни были; и пусть беспристрастная история обречет их на поругание потомков!»

Камбасерес был большим благотворителем; он много давал бедным; благотворительные конторы 10-го округа Парижа часто получали от него деньги, чтобы раздавать местным жителям: с такими качествами можно искупить многие недостатки. Я не думаю, что многие из тех, кто разбогател при Наполеоне, сделали в этом отношении столько же, сколько он.

Пьер Вуазар в своей статье «Великий юрист на службе государства» пишет:

«Некоторые намекали на дурные нравы Камбасереса. В этих вопросах любое утверждение — рискованно. Кроме того, этот общительный человек, обожавший церемонии, жил среди многочисленного окружения, обслуживаемый сорока слугами, а это условия, казалось бы, малосовместимые с тайной развращенностью.