Владимир Бутенко - Честь дороже славы

На зорьке следующего дня Леонтий покинул родной курень. При расставании с Мерджан, чтобы не ранить ее, держался спокойно и деловито, как будто ничего особенного не происходит. И она, душа родная, не показывала виду, как тяжело переживает этот час. В мыслях у Леонтия было одно: «Вернусь, без сомнения. Им без меня нельзя… И неча унывать да беду накликать. Бог не без помощи, а казак не без счастья…»

С осени минувшего года в Европе пахло порохом. Вялотекущие боевые действия между австрийской армией и полками прусского короля Фридриха за баварское наследство, получившие название «картофельной войны», пытались остановить версальский двор и императрица Екатерина. С французской стороны – барон Бретейль, а с русской – князь Репнин, попеременно встречаясь с монархами обеих стран, полгода согласовывали условия подписания мира.

Противоборство Пруссии и Австрии, близкое расположение их армий к балканским владениям ничего хорошего не сулили турецкому султану. И тем не менее Порта поддержала мятеж против Шагин-Гирея, а когда законный хан подавил его с помощью русских, стала тайком готовиться к войне. Восстановив разбитый при Чесме флот, султан Абдул-Гамид направил в сентябре фрегаты к берегам Крыма с многотысячным десантом. Цель была одна: оккупация ханства. Под предлогом нужды в питьевой воде турецкий Капитан-паша запросил разрешение у Суворова высадиться на берег его незначительному контингенту. Уцепиться бы коготком, а уж там…

Суворов ответил категорическим отказом «на основании моровой язвы» и привел свои войска в боевую готовность вдоль морского побережья. Расчеты турецкого правительства рухнули. Османские корабли, опасаясь потопления, откочевали в Синоп, а позже были вынуждены вернуться обратно в Константинополь. Султан, разуверившись в поддержке французского короля, поторопил искушенного в негоциациях Абдул-Резака начать с русским послом переговоры о подписании конвенции, исправляющей в его пользу Кючук-Кайнарджийский договор.

Удивительно, но в один день, 10 марта, в город Тешен съехались уполномоченные для решения мирного договора между венским двором и Пруссией, а в турецкой столице Стахиев заключил с Портой конвенцию о добрососедстве. Впрочем, мера эта была вынужденной и спокойствия в Крыму не обеспечивала, а лишь оттягивала назревающий вооруженный конфликт.

Запланированный отъезд Зодича за океан, где в Северо-Американских Штатах продолжалась Гражданская война, был отсрочен самим Паниным. Глава Иностранной коллегии, обеспокоенный, как и Екатерина, усилившейся активностью Турции, направил своему агенту в Париже инструкцию, в которой подчеркнул необходимость его повторной поездки в Порту и, что чрезвычайно важно, в Крым и Черкесию, куда частенько наведывались европейские путешественники и купцы. Разработать детали и мотивы этого предприятия поручалось самому конфиденту.

Александр узнал у купца, посетившего Кавказский край, что там ценятся недорогие серьги, колье, браслеты, бритвенные приборы, спички, ленты, иголки и нитки. Он послал Пьера на рынок с длинным списком этих безделушек и наполнил ими целый кофр. Также запасся на всякий случай лекарственными средствами: ревенем, морской солью, александрийским листом, нашатырным спиртом, тимолом и арабским бальзамом, который у кавказских племен использовался как универсальное средство от всех болезней. Несколько дней провел за изучением медицинских учебников. Наконец приобрел три английских маленьких подзорных трубы, два компаса и хорошей писчей бумаги.

Вдвоем со своим испытанным слугой Зодич выехал из Парижа в середине марта. Нанятый крытый фиакр, запряженный четвериком, для путешествия оказался весьма удобным. Дорога до Вены, где они сделали короткую остановку, заняла неделю. На сей раз Голицын принял Зодича не во дворце Селмура, а в своем новом великолепном доме, построенном в Пратере, на гористой окраине города, в окружении леса. Они откушали венского шницеля с прекрасным мадьярским вином, полюбовались с балкона на Дунай, а затем уединились в библиотеке с высокими застекленными шкафами, до предела заполненными книгами и старинными фолиантами. Камердинер подал на серебряном подносе малый фарфоровый сервиз. Разлил по белым узорчатым чашкам ароматный, отдающий жасминовым цветом, зеленый китайский чай.

– Переговоры о мире между австрийским императором и королем Фридрихом близки к завершению, – сообщил Дмитрий Михайлович, осторожно отхлебнув из чашки. – Мне приходится в них активно участвовать. Упирается только саксонский курфюрст и требует особых условий пфальцский двор, препятствующий участию в Тешенской конференции герцога цвейбрикенского. Но императрица Мария-Терезия снова выказывает свою мудрость и, вопреки капризам великовозрастного сына Иосифа, настаивает на мирном трактате. Мне написал князь Репнин, чтобы я отстаивал позиции Пруссии. Но это и само собой вытекает из хода переговоров, тем более что баварский двор согласился заплатить Саксонии шесть миллионов гульденов. Надеюсь, мир в центре Европы скоро наступит.

– А каковы же его условия? – поинтересовался Зодич. – Неужто удалось поровну разделить пирог?

– Австрия получит Инн, баварский округ по берегам Дуная, Рейна и Зальца. Принц саксонский, как я упомянул раньше, получил денежную компенсацию. А Фридрих заберет свою часть территории: Байрейт и Ансбах. Важно предвидеть последствия. Пока австрийские войска находились на позициях, турецкий султан вел себя сдержанно. Более того, когда год назад турки готовы были развязать против России войну, чтобы посадить в Бахчисарае своего хана, австрийский посланник в Стамбуле передал рейс-эфенди меморандум своего правительства с неодобрением этого шага. Тогда же серьезную поддержку оказали нам и французы. Но с подписанием последней конвенции, как я полагаю, ситуация в Крыму значительно обострится. Вам знакомо ее содержание?

– Нет, я еще не успел получить копию.

– Завтра я передам вам, сударь, список с нее. А вы, если не затруднит, расскажите последние новости версальского двора. От князя Барятинского письма редки.

– Версаль обсуждает отъезд в Америку графа Ферзена, фаворита королевы. Заносчивый, весьма пригожий собой, сей швед сразил сердце Марии-Антуанетты тем, что явился в своем национальном офицерском мундире. Представьте высокого молодца в белой тунике, камзоле, в замшевых штанах с шелковыми оборками, золотым поясом и шпагой с золотым эфесом. По чести говоря, он напоминал попугая. Зато дамы были потрясены, а королева бросила к ногам Эроса свое любвеобильное сердце. Между тем не утихают сплетни, кто истинный отец ее дочери: герцог де Кони или кто-то другой. Во всяком случае, когда в церкви Святой Женевьевы при большом стечении народа крестили маленькую принцессу, публика встретила Марию-Антуанетту леденящей тишиной. Жизнь простолюдинов становится тяжелей год от года. Цены на хлеб растут, а королевские празднества становятся всё дороже. Французы, говоря откровенно, считают ее чужой. Многим известно, что король и королева живут отдельно и не делят ложе.