Владимир Бутенко - Честь дороже славы

А второй раз, уже в конце спуска, нас остановила бурная река. Невольно припомнились мне слова одного из сухумских торговцев, что не самую удачную пору выбрали мы для путешествия. Действительно, на высокогорье еще держалась зима, ниже по склону было сыро и скользко, а на дне долины, где цвели кизил и алыча, оделись листвой ясени и клены, самозабвенно пели пичуги, в бешеном разливе клокотали реки, затопив берега и унося вдаль мутные талые воды.

Между Яхой и Паннусом возникло препирательство из-за того, где лучше переправляться. Один указывал на дальнюю скалу, синеющую мраморной породой, а другой настаивал, что нужно идти в противоположную сторону. Там, где расступаются буки, самое широкое место и, стало быть, глубина – наименьшая. Этот довод показался мне весомей. Я доверился армянину. Однако при виде разыгравшейся стихии, кипящих тут и там водных бурунов, подбрасывающих бревна, точно спички, спорить с рекой ни у кого из нас не возникло желания. Турок с гордым видом повел нас по склону вверх, к указанной ранее скале. Но и там место для переправы мне не понравилось. Поднялись еще выше и, к удивлению, увидели над сузившимся руслом подвесной мостик. Дощечки, закрепленные просмоленной пенькой, поперек покоились на канатах. На это малонадежное сооружение, вероятно, давно не ступала нога человека. Яха привязал один конец длинной веревки к своему кожаному поясу, а другой доверил держать сербу и мне. Едва турок сделал несколько шагов, как мостик закачался, дощечки заскрипели. Но проводник продвигался вперед, и удача не отвернулась от него. Храбрец отвязал веревку и крикнул, чтобы Пьер и Милан перевели в поводу осликов. Мой слуга наотрез отказался. Пока я пытался пристыдить труса, хитроумный Паннус воспользовался замешательством и взошел на мостик, на согнутых ногах, семеня, благополучно преодолел его. Пример торговца воодушевил Милана, и тот сумел перегнать ишака через мост. Правда, на середине опасного пути испуганное животное едва не оступилось. Настал черед Пьера. Мужество у женского обольстителя подошло к концу. Он трясся и причитал, как бесноватый. Я успокаивал его, укорял, что не подобает французу так низко вести себя на глазах у иноземцев. Бледнолицый Пьер в три кольца обвязался вокруг пояса веревкой и, помолившись, подошел к краю деревянного настила, точно к эшафоту. День клонился к закату. И преступно было медлить, выжидать. К общему изумлению, Пьер встал на четвереньки и таким образом, по-собачьи, довольно быстро миновал сей отрезок земного ада. Свободный конец веревки перебросили мне с противоположного берега. Первым делом привязал ее к уздечке ослика. И когда мои спутники общими усилиями перетащили упрямца на противоположный берег, я без всякой страховки перебрался к ним. И тотчас из-за деревьев и валунов грянуло три выстрела, направленных в нашу сторону! Пули по-осиному прожужжали мимо. Дюжина горцев, в теплых шерстяных кафтанах и бараньих шапках, мгновенно окружила нас. У всех в руках были кинжалы…

19 апреля. Коротко допишу о том, чем закончилось наше пленение. Признаться, я подумал, что спасения нет. Вид у разбойников был чрезвычайно свирепый. Но главарь шайки узнал Яху, с которым заговорил, как с давним приятелем. Наконец турок указал на меня. Абрек в знак приветствия коротко кивнул. „Мне сказали, что ты купец и лекарь из далекой страны. Закон чести не позволяет нам причинять ущерб чужестранцу. Я приглашаю тебя с твоими людьми в свой аул. Вы отдохнете и подкрепитесь. А затем мой человек покажет дорогу в Кабарду“. Невероятно, но этот владелец аула по имени Андагар открылся человеком великодушным и мудрым. Нас поселили в большой комнате флигеля, который отапливался по-черному кизяками. Гостеприимство хозяев проявлялось прежде всего в том, как щедро кормили нас буйволиным мясом, бараниной, просяной кашей, лепешками на меду, – пищей, быстро восстанавливающей силы. На следующий день мы хотели двинуться дальше. Но Андагар попросил задержаться, чтобы с местными жителями встретить праздник в честь особо уважаемого в народе божества, покровителя кузнецов, – Тлепша. Действительно, кузница у черкесов издревле является священным местом, где собираются старейшины, принимаются важные для всего общества решения и возносятся молитвы языческим богам и богиням. С утра, озаренного ясным солнцем, аульцы сошлись на ровной травянистой площадке, ведущей к лесу. Были принесены сосуды с бузой. Мужчины пригнали лошадь, впряженную в плуг, разложили на земле несколько топоров. Седобородый старейшина, очевидно, их религиозный лидер, как заклинание, повторяя имя Тлепша, орошал бузой железо плуга и топоры. Присутствующие на молебне ему вторили, вздымая руки к небу. По окончании этой части ритуала женщины удалились по своим домам, а их мужья и парни предались забавам до самой темноты. Одни боролись, другие хлестали бузу, третьи стреляли из ружей по мишени: уложенному на верху валуна куриному яйцу. Поразило меня то, как искренне и простодушно веселились эти люди! Да и мы, особенно Пьер, сверх меры перебрали пенной бузы, напитка легкого, но чрезвычайно коварного…

23 апреля. Я в Кабарде. В княжестве Баматова, чье имя было указано в моем дорожном билете. Сей владетель в отъезде. Сославшись на желание в большом количестве приобрести кабардинские кинжалы и ружья, я упросил княжеского помощника сопроводить меня к нему. Сейчас мы на привале в отдаленном урочище…»

Азово-Моздокская Линия еще только обустраивалась. Во всех заложенных крепостях несли службу армейские и казачьи части, шла обыденная жизнь, велись фортификационные работы. Но степень защищенности их была далеко не равноценна. Если Екатерининская, Георгиевская и Павловская имели наряду с прочими оборонительными сооружениями каменный профиль, то Андреевскую и Мариинскую верней было бы назвать крепостишками, поскольку окружены были одним рвом и насыпным валом с турлучным забором. И говорить о данных крепостях как о надежных цитаделях нет оснований. Именно этой дистанции линии, напрямую граничившей с Кабардой, главнокомандующий Якоби придавал первостепенное значение. Ему и всем армейцам памятно было, как спустя три месяца после закладки Павловской крепости стеклось к ней многотысячное кабардинское войско, грозя войной, если русские укрепления не будут немедленно срыты. Поспешное выступление драгунского полка и егерских батальонов заставило злоумышленников образумиться и отступить. Сверх того, астраханский губернатор настоял, чтобы кабардинцы не только выдали аманатов, но в клятвенной форме снова подтвердили верность российской царице.

Дальнейшие действия генерала Якоби, временно почившего на лаврах, вызывают по крайней мере недоумение. Он, возглавлявший военное и политическое руководство на Кавказе, отвечающий за безопасность и спокойствие российских границ, не только не поддержал переселение враждебно настроенной части кабардинцев в Грузию, куда их с распростертыми объятиями позвал царь, а категорически воспрепятствовал этому, арестовав посланников Ираклия Второго. Тем самым он как бы и на будущее обеспечил «нескучную» жизнь русскому солдату!