Алексей Витаков - Ярость Белого Волка

– Ну-ну. Только не войте потом.

– А ты за нас не шибко переживай. А не то оглохнешь во сне от воя.

– Храни тебя Бог, Вася!

– И тебя, Богдан, храни Бог.

Велижанин развернулся и зашагал к своему коню, которого придерживал за уздцы гайдук. Колоколов какое-то время смотрел ему вслед, брезгливо кривясь, пожевывая веточку, но потом и сам, развернувшись, пошел к своей гнедой.

Шеин в воеводской избе сидел, склонившись над бумагами, решая непростые задачи по укреплению обороноспособности смоленской армии и по подчинению городской жизни нуждам обороны. Нужно срочно провести первые мероприятия по регламентации осадной жизни Смоленска.

– Что там Вася Петрыкин? – поднял голову воевода, глянув на Олексьевича.

– Провел, как ты велел, обмеры посадских дворов согласно осадному времени. Составил опись всего строительного материала. Приставил дворников беречь лес и всю городьбу около садов, дабы того лесу не обжигали и не развозили. – Дьяк сухо кашлянул в кулак.

– Вот передашь Луке Горбачеву и Юре Огопьянову память от меня. Ну, зачитаю. А ты внимательно слушай, вдруг чего упустил. – Шеин прочистил горло. – «Велеть им бирючу кликати в большом городе, чтоб одноколично всякие люди с огнем сидели ввечеру с великим бережением. И с лучинами с дворов не ходили… А на хоромах ставили кади с водой и с вениками на всяких хоромах».

– «Хоромы» два раза написал, – вставил Никон.

– Чего? А, ну да… два раза. «Такоже запрещаю стирать белье по средам, пятницам и воскресеньям. Чтобы воду беречь на дольше». Ну?

– Еще надобно две памяти написать. Одну – на зарытие палых лошадей. Другую – на захоронение умерших.

– Так и есть. Только бы эпидемий избежать! – Шеин встал размять затекшую спину. – А ну-ка, ты, Никон, теперь попиши теперича. Присягу надо сочинить.

– Так поруки уже писали!

– Писали. Лишним не будет. Давай. «Целую Крест Животворящий государю своему и великому князю Василию Ивановичу… на том, что мне государю своему не изменить, в Литву не въезжать и землю в Литву не отводить, и что услышим из Литвы каковы вести, и те нам вести государю, и государевым боярам, и воеводам, и дьякам, и головам, и всяким московским людям сказывати в правду, и нам ратным людям подвоху никакого не учинить, и литовским людям, и изменникам в Литву вестей не носити, и добра литовским людям не хотети, и бояр своих, кто за кем живет, слушати, и во всем государю своему царю… добра хотети, и прямити, и с Литвой битца до смерти». И дале. Эту присягу принять не позднее завтрашнего вечора всем дворянам, стрельцам и посадским. Ну?

– Записал. – Дьяк владел пером куда норовистее воеводы, поэтому кончил почти сразу, как только тот перестал диктовать.

– Как дела идут у Огопьянова?

– Занимается судными делами о кражах.

– Много?

– Да есть. Несколько дел по краже изгороди, бревна с укреплений и яблок.

– Вот люди у нас! Тут польское войско грозит все разорить, а они со своих стен тащат. Сечь мерзавцев. До костей сечь.

– Сечем, – спокойно ответил Никон.

– Колоколов вернулся? Что говорит?

– Говорит, что Велижанин мира просил. Дескать, чего делить.

– С чего бы? – Шеин довольно хмыкнул.

– Взамен лишь покорности Сигизмунду хотели. – Дьяк лениво зевнул.

– А мне вот сдается, что разногласия у них серьезные. Осаду Жолкевский ведет не по уму, а по гусарской дури. Крепость с ходу не взяли. Такую поди возьми. А на Москву тоже надо. Вот и заметались. Ну, о том после. Давай-ка мы еще одну память сочиним. Для Ивана Ленина. Беспокоит меня теснота дворовая.

– И то правда, воевода. Теснища страшная. Цена на квартиру поднялась до восьми денег и два алтына. Тут вон вяземские и дорогобужские челобитную подали. Читать?

– Читай. Куды ж деваться.

– «Мы, бедные, вконец погибаем с голоду и без дров, з женишками и детишками помираем. Купить нам дров нечем и хлеба купить нечем, и продать нам нечего, а живучу государь с теми людьми, которым наем даем, дровами топим своими пополам с ними, и те, государь, люди высылают нас вон…»

– Пиши память Ленину. «А которые люди учнут на кого бить челом в дворовой тесноте, и Ивану тем людям приставов давати… и в дворах указ читать, хто у кого во дворе поставлен, а разделены хоромы пополам, и им жити вмести по половинам… и нихто бы в которую половину не вступался… А хто пустит себе из найма, тех бы со двора збивати». Записал?

– Готово.

– Вот у меня какая мысль появилась, брат ты мой дьяк. Пока они там найти общего языка не могут, а попробовать ли нам дельце одно? – Шеин задорно подмигнул Никону.

– Уж не вылазку ли надумал?

– Как догадался?

– А то я глаза твои бешеные не знаю. Скоро палить начнут. – Никон вновь сухо кашлянул в кулак.

– Думаешь, Велижанин уже доехал?

– Псы быстро дорогу до дома преодолевают.

Только Никон успел договорить, как раздались выстрелы польской артиллерии с батареи на Покровской горе. Огонь этой батареи накрыл Пятницкую церковь. Тут же грянул залп с Чуриловки по Богоявленской башне.

– Кто на Богоявленской старшим? – спросил Шеин.

– Так Васька Колоколов и есть, – пожал плечами Никон.

– Вели стоять крепко. Поляки будут там брешь пробивать.

– Этому лишние призывы не нужны. Поляков люто ненавидит.

Через два часа интенсивной бомбардировки чуриловская батарея пробила немалую дыру в Богоявленской башне. Ландскнехты фон Вайера пошли на приступ.

Пеший, сверкающий доспехами немецкий строй двигался под барабанный бой и звуки литавр. Не спеша. Наклонив перед собой огромные алебарды.

Василий Колоколов поставил панцирных дворян в брешь, а стрелкам велел стрелять залпами из бойниц башни.

– Ждать! – кричал Колоколов, показывая кому-то знаки рукой. – Только по команде! Махну рукой – тогда!

Ландcкнехты неумолимо приближались, держа плотный строй. Если падал один, то на его место вставал тут же другой. С флангов ландcкнехтов прикрывали польские мушкетеры. Стреляя из своих английских мушкетов, они сильно затрудняли защитникам крепости вести прицельный огонь.

Но тут произошло то, чего никак не могли ожидать опытные европейские тактики.

Когда между ландcкнехтами и смолянами расстояние сократилось до тридцати шагов, раздался взрыв. Немецкий строй развалился на две части. В воздух полетели оторванные части тел и искореженные доспехи. Брызги крови смешались с землей. Вопли и стоны раненых заглушили шум канонады.

Сразу после переговоров с Велижаниным Колоколов понял, что поляки будут продолжать стрелять по Богословской башне. А значит, если им удастся сделать брешь, то пойдут в атаку. Поэтому он и приказал своим петардникам заложить мину на подступах к башне. Смоляне справились, заминировав подступ так, что неприятель ничего не заметил.