Алексей Витаков - Ярость Белого Волка

Из вечерних сумерек вышел к одному из их костров человек в длинной льняной рубахе, с тяжелыми полуседыми нечесаными волосами. Лицо поросшее бровями и бородой настолько, что черт невозможно было прочитать. Присел осторожно на бревнышко. Перекинул из-за плеча гусли времен Батыевых и завел:

Певец перестал ударять по струнам и продолжил уже обычной речью:

– …Днепр разлился рекою по тучным лугам и дремучим лесам, а Сож на третий день воротился домой и стал жаловаться… «Если хочешь повелевать братом, – сказал ему отец, – беги скорее скрытными путями, непроходимыми, темными лесами, и если обгонишь брата, то он да послужит тебе». Сож пустился в погоню местами непроходимыми, размывал болота, прорезывал овраги и рвал корни дубов. Днепру сказал о том ястреб, и он прибавил бегу, прорезывая высокие горы, дабы не сворачивать в сторону. А Сож уговорил ворона лететь прямо к Днепру и, только обгонит его хоть на шаг, каркнуть три раза; сам же нырнул под землю, рассчитывая выскочить наверх по крику ворона и таким образом опередить брата. Но ястреб напал на ворона; ворон закаркал прежде, нежели обогнал реку Днепр; Сож выскочил из-под земли и со всего размаху впал в днепровские воды.

– Ладно спеваешь, старик! – Богдан Велижанин пригладил вздыбившийся ус. – Кто таков? Не слышал я про тебя раньше?

– Иду я издалека, батюшка. И передаю тебе поклон от Дона Ивановича.

Переодетый в старца-сказителя был не кто иной, а известный своими крамольными речами Ванька Зубов. Но попробуй такого опознать.

– Ну, добро. Послухаем. Вы, хлопцы, не засиживайтесь до утра. Чего завтра в башку Сигизмунду взбредет, сам черт не ведает! – Велижанин, ширкая красными сапогами по ночной, росной траве, пошел в избу.

– А чего взбредет, то пусть сам себе в тощий зад и засунет! – крикнул кто-то из темноты. Волна смеха прошла по сидящим у костра.

– А ты, старик, с намеком поешь али как? – спросил молодой запорожец, подцепив нижней губой длинный чуб.

– А ты как любишь? – спросил Ванька надтреснутым, высоким голосом.

– Ну, я, понятное дело, с намеком. Чтоб эдак еще с подковыринкой. Вот у нас один такой пел, вроде слышится-то как сказка сказкой, а на самом деле все по-взаправдешнему. Все про наших панов у него получалось. Только пел недолго. Поплатился. Теперь вот на том свете отдыхает.

– Не знаю уж, по-взаправдешнему у меня али как, но только скажу я вам, хлопцы, многие мои пророчества сбываются. – Зубов аж выпрямился после своих слов.

– Ну ты нам тогда растолкуй, что к чему в твоей сказке?

– В сказке моей такой смысл потаенный. Рано или поздно сольются все нынче воюющие государства в одно большое и превеликое!

– Это в Сечь, что ли? – выдохнул все тот же запорожец.

– Да тихо ты. Дай послухать! – шикнули на него из темноты.

– Может, и в Сечь. Коли о Днепре пою, сами думайте. Но уж точно не в ляховское кролевство. – Ванька нарочно пропустил букву «о».

– Вона как!.. – опять кто-то не сдержался.

– А чего ж мы тогда за него воюем тут! – Запорожцы загудели.

Но Зубов поднял руку, и шум стих.

– Много будет войн еще на земле, много крови христианской прольется, прежде чем наступит мир и все стороны присягнут единому царю. То отчетливо вижу я. – Ванька уже начинал проваливаться в пророческий экстаз.

– А чего с Сигизмундом ихним будет?

– Помрет Сигизмунд. Ясно вижу, помрет скоро. И все войско его уйдет в землю и станет прахом под копытами казацких коней.

– Добре! – загудели запорожцы.

– А с турецким султаном чего?

– Будет белый царь гнать всех поганых янычар да изгонит из земли Русской. Останется у того султана небольшой клочок земли.

– Это ж когда такое случится? – вновь спросил длинночубый.

– Годы пройдут. Десятилетия. Может, и нас с вами не будет. – Зубов начал раскачиваться. – Но султана покарает Господь. Исчезнет все его турецкое воинство.

Ванька перекрестился и осенил всех собравшихся знамением. Вслед за ним запорожцы тоже начали креститься.

– А вот попы ихние, фракинскаские, про конец света говорят? Что скажешь?

Но Зубова застать врасплох – все равно что в зеркале себя укусить.

– А-а. Ты вот про Днепр нам спел, а сам с Дона поклон передаешь? – Длинночубый не унимался.

– Шат шатался сглупу, да упал в Упу; а Дон покатился в поле, да женился на море. Вот такая и у них судьба, у обоих братьев Ивановичей.

– Не брешешь! – усмехнулся запорожец. – Ну давай дальше, старик.

– На твою-то молодецкую головушку, – снова взялся за гусли Ванька.

Как убил Дон Иванович свою жену Настасью-королевишну и пала она на сыру землю, облитая горячею кровию, становил он ножище-кинжалище, а сам выговаривал:

– Не брешешь. – Длинночубый даже забыл дышать. – Такое не сбрешешь. Тама надо от младых ногтей взрасти. Хлопцы, не брешет ведь старик!

– Верить можно! – зашумели запорожцы.

– Ну а коль верите, то… – Ванька поднялся с бревна. – Услышать меня должны. Имеющий уши да услышит. Не враги вам вовсе те, кто за стенами сейчас Смоленск обороняют, а ваши, что ни на есть братья и сестры по вере православной. А враги вам вот эти! – Ванька мотнул подбородком в сторону польских костров.