Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Точно в соответствии со своим местом в градиенте ведет себя Япония. Феодальная структура сёгуната Токугава пришла в критическое взаимодействие с более развитой западной цивилизацией и ответила обновлением Мэйдзи, которое состояло в усилении государственного элемента. Это усиление государства в “парламентарном” режиме Мэйдзи по сравнению с “военной диктатурой” сёгуната кажется парадоксальным, но если обращать внимание не на названия, а на факты, то оно вполне очевидно. В самой государственной сфере возросла специализация; выросла общая организованность общества, усилилось влияние бюрократии. Именно политика Мэйдзи привела к милитаризации Японии перед I и особенно II мировыми войнами. Наконец, подъем экономики после события Мэйдзи осуществлялся именно государственными методами. Перед I мировой войной доля государственного сектора в экономике Японии составляла более 50%, затем она несколько снизилась за счет усиления дзайбацу, промышленно-финансовых монополистических групп. Однако здесь нельзя сказать, что власть в экономике ушла от государства в область частного капитала. Произошло сращивание государства с промышленными и финансовыми кругами - различными способами, самый легальный из которых состоял в усилении власти парламентарных структур, партий, финансируемых этими организациями. Государство вело очень активную экономическую политику: скупало малорентабельные предприятия (например, в области судостроения), образовывало специальные банки для субсидирования стратегически важных областей. Режим Мэйдзи установил традицию развития Японии на усиление военно-бюрократического управления. Результат известен: был создан тоталитарный режим, отличающийся от фашизма достаточно случайными чертами (не было внедрения новой фашистской идеологии - пригодилась националистическая старая; не было создания новой фашистской партии - обошлись привычным государственным управлением). С особенной силой сращение государства с экономикой проявилось после II мировой войны в демилитаризованной Японии. Потрясающая скорость экономического роста была достигнута объединением усилий частного предпринимательства и государственного аппарата; экономическое развитие стало целью государства. Рыночная экономика послевоенной Японии определялась в самых существенных чертах глубоким влиянием государства, определяющим цели, которых должна достичь рыночная экономика. В 70-х годах государственные законы выполняли программирующую роль для японской экономики: служили для частного бизнеса оформленной целью и указанием, какие отрасли будут пользоваться вниманием и поддержкой правительства. То есть на все стрессовые воздействия социальная система Японии отвечала усилением специализации государственной сферы. В этом можно видеть результат наложения градиентов: на общий и древнейший градиент Восток - Запад накладывается сравнительно недавно образовавшийся и набирающий силу градиент вестернизации.

В этом смысле Япония является зеркальным близнецом США: крайний Запад и Дальний Восток порождают очень похожие структуры, хотя исходят из полярно различных отправных точек. В США экономика, усиливаясь, пронизывает государственную жизнь, так что государство становится регулирующим придатком экономического механизма; в Японии экономика становится частью государственной жизни. Итог очень похож: сращение государственного и экономического аппаратов. Можно сказать, что верная себе Япония всегда старалась копировать (в своем стиле, разумеется) мирового лидера. Тысячи лет таким лидером являлся Китай, и систематическое подражание приводило даже к таким нонсенсам, как в эпоху Хэйан: в феодальной стране, военизированной и раздираемой феодальными распрями, по примеру Китая военные чины котировались ниже гражданских (как в империи Тан). Затем пришел черед копирования французов и была написана конституция, совсем такая, как у французов. Вслед за этим копировали немцев и создали отличный образец фашизма. В результате войны стало очевидно, что фашизм не самый сильный и тем самым не самый лучший; в войне победили США - и Япония стала копировать паразитическую финансовую экономику США, да так замечательно, что стала паразитом второго порядка, паразитирующем внутри паразита. При всех операциях копирования столь различных образцов строго соблюдалась преемственность власти и зачастую смена образца не сопровождалась никакими внутренними бурлениями. Тоталитарная политическая структура времен второй мировой войны действовала без противоречий на основе “либеральной” конституции 1889 года: продолжал действовать парламент, падали и восходили кабинеты, происходили выборы. Даже переход государства от милитаризованного пронемецкого образца 1945 года к либеральному парламентскому управлению под американским водительством прошел до изумления гладко. Достаточно вспомнить, что написанная офицерами американских оккупационных войск за неделю (!) японская конституция 1947 г. была легитимной: ее приняли прежние конституционные органы власти при формальном соблюдении всех процедур, предусмотренных в прежней конституции. “Эпохальный” переход Японии в ряды демократических государств не потребовал даже нарушений бюрократического характера. Обретение политических свобод “угнетенными” народными массами не привело к существенным социальным волнениям. Отсутствие в социальной системы стрессовой реакции на изменение, почитаемое существенным, говорит не об удачности и произошедших перемен, а об их несущественности. Именно “гладкость” японского пути к демократическому обществу доказывает тот факт, что никакой серьезный рубеж на этом пути перейден не был. Даже обновление Мэйдзи, переход от феодализма к индустриальному обществу, сопровождался слабенькой гражданской войной, без особых жертв и без крайнего озверения. А переход от сформированного фашизма (с национальным лицом) к демократии под чутким водительством Макартура прошел удивительно чисто.

В Китае ситуация выглядит промежуточной между внутренне гладким развитием Японии и навязчивыми срывами России. Бесконечный процесс циклической истории Китая, процесс смены династийных циклов, с началом вестернизации начал распрямляться, история Китая получила направленность. После смерти императрицы Цыси и победы Синьхайской революции начинается активная вестернизация Китая. Этот период (первая четверть ХХ века) гомологичен петровской вестернизации в России и событию Мэйдзи в Японии - с точки зрения вестернизации. Однако Синьхайская революция привела к феодальной дестабилизации (милитаризация кланов, борьба всех против всех), образованию политического и идеологического вакуума. В отличие от Японии, царствующая династия не перехватила руководство переменами, и начался прогрессирующий развал страны в хаосе гражданских войн - не за идею, а в силу отсутствия таковой. Эти события гомологичны революции 1917 г. в России и последующей гражданской войне. Значит, в Китае этот период гомологичен событиям русской истории, разнесенным на 200 лет - от Петра до революции. В Китае Петр и Ленин действовали одновременно! При этом история не закончилась таким сближением, и в России в конце века наблюдается повтор (идеологический вакуум, децентрализация) под влиянием новой волны вестернизации. И тогда события в Китае начала ХХ века могут быть уподоблены в содержательном смысле не только началу XVIII и началу ХХ, но и концу ХХ века в России. В результате скромное познавательное действие - гомологизация событий - позволяет заглянуть в будущее: если Китай начала ХХ в. может быть в определенном отношении приравнен к России конца ХХ, это означает, что история Китая на протяжении ХХ в. позволяет нечто понять относительно будущей истории России. Конечно, такой прогноз лишь частичен, его верность равна точности соотношения; однако более подробные гомологизации с различными собственными временами других стран могут существенно увеличить точность прогноза.