Георгий Любарский - Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Тем самым мы можем выделить две важных черты в культурной жизни Средневековья: одна - развитие личных чувств - была продолжением предшествующей культуры, и потому развивалась как бы независимо от внешних влияний, проявлялась в тысяче мест. Другая - развитие рассудочных рассуждений - только начала развиваться в Средние века и лишь постепенно распространялась вширь, распространялась вместе с образованием, через университеты и внешние, хорошо различимые культурные формы. И подобно тому, как культура чувств, начавшая развиваться задолго до Средневековья, в это время стала массовым явлением, то же произошло и с культурой рассуждений. Схоластика как специфический культурный организм умерла, но в следующую за Средними веками эпоху - в Новое время - развилась наука, причем теперь уже очевидно, что она является феноменом массовым, что Новое время характеризуется широчайшим развитием науки и того, что может быть названо “массовым научным мировоззрением”. Это массовое мировоззрение часто весьма далеко от идеалов чистой науки и требований чистого научного метода, но средняя образованность людей удивительно возросла по сравнению со Средними веками, и наука играет огромную роль в этом возросшем уровне образования. Можно сказать, что так же, как Средние века унаследовали от прежних времен зачатки развития культуры чувств, которая в них получила широкое развитие, а сами впервые в человеческой истории развивали рассудочную культуру, так и наше время, Новое время, получило от Средних веков рассудочную культуру, которую мы широчайшим образом развиваем. Научные, рационализированные рассуждения стали в наше время массовыми, поскольку опираются они на достижения предшествующей эпохи. А учится наше время совсем иному.

На примере схоластики мы можем проследить культурное влияние из одной сферы в другую, проследить, куда “девается” в истории то, что уходит. Если мы обратим внимание, откуда схоластика черпала импульсы высокой формальности, откуда взялся идеал четкого, мертвенно-ясного рассуждения, мы увидим, что этот феномен вырос в схоластической культуре из взаимодействия с римской правовой мыслью. То, что развивалось в среде римских юристов, то, что относилось к мышлению в области права, перешло в область религиозной жизни, в богословие, и стало известной нам схоластикой. Слово “summa”, прочно ассоциированное со схоластикой, было впервые использовано как название книги по юриспруденции. Изначально это слово означало “резюме”, краткое подведение некоторых итогов. В руках схоластов summa стала означать труд исчерпывающий, систематический, переоргани зованный - и обычно огромный по объему.

В самом начале развития схоластики, в середине XII в. в Болонье работал Гратиан, младший современник и читатель Абеляра. Этот Гратиан, монах закрытого ордена Гамальдоли, написал книгу Decretum, позже известную под названием “Согласие Несогласных Канонов”. В этой книге он собрал множество текстов авторитетных источников, которые он постарался привести во взаимное соответствие, для чего ему приходилось идти на различные логические ухищрения, заниматься изощренным толкованием и проч. Это была первая книга по каноническому праву; старое римское право благодаря этой книге ожило для Средневековой Европы (Гратиан избегал цитировать Юстинианов кодекс, хотя и был с ним знаком, однако многие куски этого кодекса за давностию лет приписывались христианским первосвященникам, и Гратиан почтительнейше с ними сообразовывался). Гратиан может считаться основоположником современной юридической науки - его книга использовалась вплоть до ХХ века и оказала влияние не только на юриспруденцию, но и на педагогику. Под ее влиянием формировались методы воспитания в учебных заведениях. Тем самым происхождение схоластики, связанное с именами Абеляра и Петра Ломбардского, тесно сплетается с возрождением и развитием правовой сферы. Тогда, в XII в., теология и каноническое право еще не разделились, так что импульсы, исходящие из разработок в сфере права, свободно проникали в теологию, влияли на способы работы схоластических докторов. Юстинианов Corpus Juris Civilis, кстати, был восстановлен именно в Болонье Ирнерием в XI в., и с этого времени римское право стало формировать схоластическую мысль - в частности, через Гратиана.

Эта удивительно точная, последовательная, мертвая правовая мысль имела и дальнейшее продолжение. Сначала творения Высокой Схоластики омертвели, метод победил смысл. В XIII в. Высокая Схоластика начала вырождаться. То, с чем боролся Фома, предупреждая об опасности излишней власти схоластической формы, восторжествовало. Снизилась уверенность в том, что разум способен понять окружающую действительность. “Суммы” сменились не столь исчерпывающи ми по претензиям произведениями и потеряли свою систематичность, выродились в “фигуры речи”. То же произошло и в готике: архитекто ры стали возвращаться к более старым архитектурным решениям, не столь последовательно систематизированным; скульптура приобретает более линейные формы. Произошла децентрализация этих культурных явлений: из центральной Франции они, варьируя и изменяясь, распространились в Германию и Италию, в Англию.

Когда выше говорилось, что схоластической мысли в определен ном отношении наследует наука Нового времени, это было сказано в определенном аспекте. Схоластические структуры не стали предшествен никами науки, научный метод совсем не похож на схоластические методы. Ничего “материального” наука у схоластики не взяла, это разные феномены. Выше говорилось только о том, что развитие рассудочной душевной культуры, начавшееся в Средние века и проявившееся наиболее отчетливо в схоластике, это душевное развитие продолжилось в Новое время и связано теперь в первую очередь с феноменом науки. А что же наследует самой схоластике? Если мы рассмотрим картину начала Нового времени, те события, которые произошли в XVI, XVII вв., мы увидим, что подобным “вкусом” обладает одно новое явление, зародившееся только с началом нового времени, уже после гибели схоластики. Это бюргерство Нового времени, “дух протестан тизма”, по выражению Макса Вебера.

Это сближение, этот ряд может показаться странным. Однако если прослеживать те духовные импульсы, которые работали в схоластике, с необходимостью приходится признать, что они перешли именно в тот особенный характер, который приняла хозяйственная жизнь Нового времени в связи с возникновением определенной бюргерской психологии. Еще в начале ХХ века Вебер показал, опираясь на данные по статистике занятости различных религиозных групп населения Германии и иных стран, что католики и протестанты выбирают для себя разные области деятельности. Объяснить это различие спецификой поведения национального (религиозного) меньшинства не удалось. Находившиеся в меньшинстве католики в меньшей степени, чем протестанты, шли работать на заводы, не стремились к карьере в финансовых организаци ях и вообще были меньше связаны с “современным” образом жизни, чем протестанты. Вебер (1990) предположил, что сам характер, сам дух протестантской религии, с его аскетизмом и множеством мелочных ограничений, накладываемых на свободу человека, воспитывает людей более суровых и сухих, организованных и рациональных, которые подходят к рациональным формам ведения современного хозяйства. Эти выводы получили широкую известность, однако точка зрения Макса Вебера не может нас полностью удовлетворить.