Виталий Волков - Выстрел в Вене

— Что же? — притих Эрик.

Он, конечно, догадался, что не просто так летит к нему немец. Но прозвучавшая затем просьба его неприятно удивила. Бом предложил Нагдеману до его появления — а он рассчитывает даже из Гатвика все-таки вылететь в ближайшее время, не превратившись во вьетнамца или китайца — да, до его появления возле Эрика не принимать никого, не проводить никаких встреч. Никаких больше журналистов.

— Это еще почему? — непривычно резко спросил музыкант.

В самом деле, он удивлен. Сначала жена, теперь Бом.

— Вы что, сговорились? То Нора из-за сегодняшнего интервью высверливает в черепе, как в свирели, пару отверстий, теперь ты звонишь аж из Лондона! С какой стати? Я сам назначил время русской журналистке, за нее просили организаторы концерта. Даже Нора поначалу не могла отказать! А необязательность не в моих правилах.

— Русская журналистка? Она одна? — сухо, дробно уточнил Бом.

— Что значит одна? А сколько их должно быть?

— Может и одной хватить… Эрик, ты выступаешь вечером. Дай ей интервью после концерта. Каждый человек имеет право изменить свой распорядок дня. Каждый человек, не обязательно творческий. Кстати, что за журналистка? — перекрывая шумы аэропорта, громыхнул Бом.

Он сердился. Нагдеман может стать очень упрямым, когда видит помеху своему кредо не возноситься, и оставаться простым, человечным виртуозом, блюдущим общебытовой этикет. Но ведь не так часто Бом звонит Эрику, и совсем уж редко вмешивается в его расписание. Наверное, не ради того, чтобы поддержать Нору в ее прихоти. А вот русская журналистка, русская. Что это, совпадение? Или может быть, шиллинг в ту же копилку?

— Эрих, это корреспондентка ведущей русской культурной газеты. И я обязательно ее приму через два часа, как обещал. Это не просто интервью, а большая беседа для русской публики, которую и уважаю и ценю больше многих. Кстати, отчасти в том я вижу и твоё влияние! Я не стану обижать русскую публику, раз уж она интересуется моими взглядами… Это ведь надо понимать! А она мне — про какую-то помаду и манеры!

Бом догадался, кого имеет в виду Эрик, и невольно усмехнулся. На Эрика трудно серчать. Наличие невольной союзницы теперь осложняет задачу убедить Нагдемана. И тут Бом услышал, как на его рейс объявляется посадка.

— Послушай, Эрик, я все-таки лечу. А ты все-таки протяни время, пока я не доеду до твоей гостиницы. Просто протяни время. В конце концов, всякая тварь дрожащая, а не одни только великие мира сего, право имеет изменить свой распорядок дня. Как раз обычный самый человек — господин своего времени, Эрик. Будь проще. Жди, Эрик. Я вылетаю.

Полковника Власова вызвали к начальству за сутки до начала его долгожданного отпуска. Он уже собрал вещмешок, чтобы двинуться под Тверь, в уединенное жилище — деревенский домик, купленный в начале 2000-х, в хорошие времена для города и чёрные для деревни — так что от всей деревни целым остался один этот дом у леса, за которым озерцо. Он уже видел себя в плоскодоночке да на веселках, да со стограмчиками. И один, один! И вот на тебе.

Вплоть до получения им майорской звезды он мучился вопросом, специально ли начальство всегда находит срочные поручения именно в те моменты жизни, когда тебе это ну поперёк горла — или оно все про тебя знает и выбирает эти моменты специально, чтобы служба мёдом не показалась. Позже, уже в начальственной должности, он позабыл об этой дилемме, лишь изредка ловя себя на том, что сам приобрёл это свойство отца-командира. Что его не расстроило, а, напротив, вызывало удовлетворённую улыбку. Как у него теперь выходит подлавливать подчиненных в их вот-вот, пред-счастливые минуты? Что тут сказать, седьмое чувство… И готовя своё лицо ко встрече с генералом Чвановым, который вызвал его перед отпуском, он обнаружил, что лицо забыло про состояние подчиненного. А лицо у сотрудника органов должно служить. И вывеской, и весами, точными и послушными весами, как весы на лотке рыночного торговца. Иначе пойдёшь по миру, разоришься.

Власов генерала Чванова не боялся. Короткие седые — как будто подкрашенные в седину — усы, пахнущие добротным коньяком или виски — пусть пугает усами московских ворон да врагов родины, а не его. Но страх страхом, а лицо полковника в кабинете генерала должно соответствовать. Как собака хозяину. Власов знает толк в собаках. С ним живет французский бульдог, которого он не берет под Тверь на рыбалку. Сука умная, но лживая, когда ругают или когда пахнет мясом, а к тому болезненная и впечатлительная. Умная, лживая и впечатлительная сука — это то, что надо лицу полковника у генерала. Власов любит суку-бульдога. А генерала Чванова — не любит. А за что его любить? Он не домашнее животное, а просто сука. Срезал Власову награду, вычеркнул из списка. Вставил туда своего любимчика, майорчика. Майорчик торчит на Украине. И что? Провалили Украину. А медалька на кителе сверкает. До Чванова был начальником Разгонов. Перед тем, как явиться к нему, лицо Власова само собой становилось немецкой овчаркой, тварью умной, но всем видом показывающей, как она готова бежать по следу рысью, и под танк с взрывчаткой на пузе, и раненного с поля, и портфель посторожить… Хороший был генерал. Крикливый, а дельный. Дельный, а не деловой. Дал себя подсидеть. Суке-Чванову.

— Власов, что там у вас с Тельманом происходит?

— Ничего не происходит, Петр Фалексеевич. (Власов умело имитировал дефект дикции, добавляя в отчество лишнюю «ф»). Старый человек по странной немецкой привычке продолжает служить идеалу и колесит по миру вместо того, чтобы насладиться заслуженным отдыхом. Тельман — феномен, хотя мы должны быть готовыми к потере Тельмана.

— Что значит к потере? Объяснитесь!

— Возраст. Сколько может служить механизм? Даже если он произведён немцами? И Мерседес девяносто лет не катит. Я могу допустить, что он переживет Альтиста, но не хотел бы, чтобы Тельман помешал моему выходу на пенсию…

— Так, Власов, отставить Ваш гражданский юмор. Вы мне ещё тут либерала разыграйте! Не о Вашей пенсии речь. И не о том думаете! А я думаю, что Вы пустили дело на самотёк! Тельман остаётся важным звеном, — генерал собрался развить мысль о звене, но, взглянув в бульдожье лицо подчиненного, сбился. «Ну сука хитрая»! — Контакты Тельмана оберечь — Ваша обязанность. А мне докладывают, что Вы, Власов, пренебрегли. И не от Вас узнаю, подполковник! Чем ответите?

— Мы своевременно проинформировали Тельмана…

— Хороши! На столетнего старика скинули свою головную боль! Мол, езжай ты, Тельман, лесом, охраняй сам своего еврея, своё нематериальное имущество, — вставил шуточку Чванов, но лицо Власова знало, когда и чему улыбаться, и сохранило прежнее выражение. — А это не его имущество, а наш капитал! Его еврея охранять Вы должны! — не дождавшись реакции на остроту, выпалил генерал.