Карло Гинзбург - Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

«Безусловно логичные»! Мы уже сталкивались с такой логикой: Марино поехал из Турина в Пизу, дабы послушать Софри на митинге, следовательно, Софри и есть заказчик убийства Калабрези; Марино не виделся с Софри уже более года, следовательно, Софри и есть заказчик убийства Калабрези; Марино присутствовал на митинге, на котором выступал Софри за несколько дней до убийства Калабрези, следовательно, Софри и есть заказчик убийства Калабрези. «На аналогичных логических основаниях, – невозмутимо продолжает автор приговора пятой коллегии, – было признано доказательством присутствие Марино в Массе на митинге Софри 20 мая 1972 г.; более того, два „аномальных“ посещения митинга „непосредственно до и после“ убийства Калабрези с логической точки зрения подчеркивают значение этого и самого по себе значимого доказательства в сравнении с оценкой тех же событий, взятых по отдельности» (V Sez., с. 122–123). Ход мысли ясен. Не имея возможности доказать, что Марино получил от Софри поручение убить Калабрези после митинга в Пизе и поздравления с совершением преступления перед митингом в Массе, судьи пятой коллегии Кассационного суда ограничились меньшим: фактом простого присутствия Марино (а также еще около тысячи человек) в Пизе и Массе.

Мы уже видели такой доказательный стиль в приговоре Апелляционного суда (процесс № 2), вызвавшем по этой причине жесткую критику судей объединенных секций:

При проверке сообщения Марино о поручении убийства оказались использованы два очевидно неправомерных критерия, in primis [в первую очередь] утверждалось, что трудности, связанные с поиском доказательств подстрекательства, по одной этой причине легитимируют повышенную ценность частичного probatio [доказательства].

Поэтому в расчет были приняты улики общего характера, а именно встречи Пьетростефани и Марино в Турине и других местах или встречи Софри и Марино после митинга 13 мая 1972 г. в Пизе и затем перед митингом в Массе 20 мая (SU, с. 49–50).

Как мы видели, пятая коллегия полностью проигнорировала это суждение.

6. Обратимся к обвинениям в адрес Пьетростефани.

Члены объединенных секций обнаружили, что в заявлениях Марино « достаточно ошибок, противоречий, оговорок и постепенно возникавших исправлений, часто связанных с протестами подсудимых соответчиков по делу; однако возникающая здесь проблема оказалась решена исключительно и главным образом за счет отсылки к длительному времени, прошедшему с момента совершения фактов (впрочем, это обстоятельство не было принято во внимание при оценке надежности свидетелей, вызванных как защитой, так и обвинением, когда их показания в общем или в частностях не совпадали с показаниями Марино) » (SU, с. 47).

Апелляционный суд Милана (процесс № 6) в ответ заметил, что эти «ошибки, оговорки и пр.» были «маргинальными и неважными неточностями, абсолютно неспособными поставить под сомнение надежность Марино, учитывая сложность рассказа, время, прошедшее с момента события, и то обстоятельство, что Марино не является работником умственного труда» (V Sez., с. 46–47). На самом деле неточности в изложении Марино относятся отнюдь не к второстепенным пунктам (см. выше, с. 131-132 и далее), и неясно, почему воспоминания об этих фактах должны зависеть от уровня образования. Впрочем, судьи Апелляционного суда Милана в своем демагогическом патернализме также вынуждены были допустить, что «исправление показаний, связанное с присутствием Пьетростефани в Пизе 13 мая 1972 г.», заслуживает отдельного разговора. Они признали правомерность коррекций, «посчитав, что постепенные исправления не явились следствием ни специальных возражений соответчиков, которые в тот момент еще не были не только заслушаны, но даже и арестованы, ни новых процессуальных обстоятельств. Они стали результатом мнемонических усилий заявителя в сфере того, что можно было счесть одним действием, разделенным на несколько протоколов» (V Sez., с. 47).

Эти утверждения, неосторожно повторенные и усвоенные судьями пятой коллегии (V Sez., с. 90), являются беспардонной ложью: любой человек, проверивший описанный выше ход следствия и прений в суде первой инстанции, способен констатировать это (с. 38 и далее). Марино изменил интерпретацию событий после протестов Пьетростефани на следствии и вновь сделал это во время прений на суде первой инстанции. В итоге он решительно вывел Пьетростефани со сцены своей предполагаемой встречи с Софри: «Пьетростефани в тот момент с нами не было, я его не видел и его не помню» (см. выше, с. 42 и далее).

Впрочем, в приговоре Апелляционного суда (процесс № 6) подчеркивалось «для полноты картины», как это подметили члены пятой коллегии, «что доказательств присутствия Пьетростефани в Пизе 13 мая 1972 г. так и не обнаружилось, также не возникло определенности в вопросе о том, отсутствовал ли он в данном городе в означенный день» (V Sez., с. 90). Опять та же логика (с позволения сказать): бремя доказательства возложено, в данном случае с помощью намека, «для полноты картины» на обвиняемого, а не на обвинителя, как то предписывает закон. Этот сам по себе некорректный прием здесь к тому же лишен всякого смысла: зачем надо просить Пьетростефани доказать, что он не находился в Пизе 13 мая 1972 г., если человеком, поставившим под сомнение факт его присутствия, оказался его обвинитель Марино, изменивший собственные показания, что само по себе должно было лишить его заявления всех претензий на надежность? Более того, какое отношение все это имеет к обвинению, выдвинутому Марино против Пьетростефани и состоящему в том, что он являлся одним из заказчиков убийства Калабрези? Впрочем, в случае Пьетростефани также нашлись подтверждения, причем наисолиднейшие. Вот одно из них: Пьетростефани вместе с Софри утром того дня, когда убили Калабрези, находился в римской редакции газеты «Лотта континуа» в «томительном ожидании» новостей. Кто же это сказал? Разумеется, Марино. А вот еще одно доказательство: «Присутствие Пьетростефани – которое, конечно, нельзя признать постоянным – в Турине в 1971–1972 гг. и его встречи с Марино в доме супругов Буффо – Вильярди Паравиа…» (V Sez., с. 117). По мнению Апелляционного суда (процесс № 2), активное общение Пьетростефани с Марино в 1971–1972 гг. якобы доказывало, что Пьетростефани подстрекал Марино убить Калабрези: в этой аргументации члены объединенных секций нашли « логическую ошибку, которой достаточно, чтобы признать недействительным приговор суда Милана » (SU, с. 92). На процессе № 6 судьи вернулись к прежнему времяпровождению Пьетростефани, но в другой перспективе, принятой членами пятой коллегии: спутница Леонардо Марино Антония Бистольфи утверждала, что никогда не видела, как Пьетростефани «участвовал в совещаниях в туринском отделении движения или открыто занимался организационной деятельностью в этом городе; отсюда следует корректный вывод, что Пьетростефани ведал делами секретного подразделения…» (V Sez., с. 117). В общем, если источником обвинений выступает не Леонардо Марино, то они исходят от Антонии Бистольфи. Судьи объединенных секций обнаружили удивительный параллелизм между словами Марино и Бистольфи, отметив, что, стремясь проверить заявления Марино, следовало прежде всего удостовериться в надежности его спутницы, которая к тому же была автором писем к Адриано Софри, содержавших угрозы и написанных словно в бреду (SU, с. 47–48). Тем не менее члены пятой коллегии ответили, что в приговоре по процессу Апелляционного суда «полная достоверность показаний» свидетельницы Бистольфи «оказалась установлена по всем правилам» (V Sez., с. 117).