Филипп Матышак - Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там

Миирия достает свой libellus (дневник). Теперь вместо теплого, полного тоски письма, которое передало бы ее любовь, будет холодное, отстраненное послание, которое расставит все точки над i. Сам libellus состоит из двух тонких деревянных дощечек, соединенных бечевкой. Внутренняя сторона каждой доски покрыта слоем воска. Мирия использует остроконечный стилус, чтобы процарапывать буквы по воску. Оттого, что она писала свои любовные послания на воске, а воск по-латински – cerinthus, Альбин и получил свое кодовое имя. (Очередная идея, позаимствованная у Сульпиции.)

Альбин на самом деле – полуграмотный деревенщина, который никогда не стал бы читать стихи для удовольствия (насколько же очевидными кажутся теперь его недостатки!), поэтому нет никакого вреда в том, чтобы скопировать письмо целиком прямо из стихов Сульпиции. Ее прощание с возлюбленным было утонченным и достойным, но все же довольно едким – точно таким, как хотелось бы Миирии. Она начинает писать, так глубоко вонзая стилус в воск, что царапает древесину. Так не пойдет. Видно, что ее эмоции выходят из-под контроля. Нагрев плоское закругленное лезвие над свечой, она разглаживает воск и снова начинает писать:

Миирия перечитывает написанное. Это, конечно же, четвертое стихотворение Сульпиции, за исключением одной строчки. Фразу «о Сульпиции, что знатного Сервия дочь» она заменила на слова «о Миирии, что Миирия Марского дочь». Жаль, потому что оригинальные слова Sulpicia Servi Filia наполнены весом монументальных надписей, величием древней знати. Дочь торговца перцем просто не может сказать о себе ничего подобного. А вот предыдущие строки пришлись очень кстати и намекают, что новая возлюбленная Церинта – не просто неблагородная, а проститутка (из женщин только они в Риме носят тоги).

Миирия испытывает особое мрачное удовлетворение, связывая две дощечки концами бечевы. Она представляет себе, с каким удовольствием Альбин обнаружит письмо, думая, что это очередное милое стихотворение от его обманутой дурочки. Но какой ужас, какое отчаяние охватят его, когда он поймет, что потерял ее окончательно и бесповоротно!

А потом Миирия вспоминает, что не только Альбин потерял ее, но и она тоже потеряла его. Она бросается на подушку и вновь принимается плакать.

Дела привели претора на Марсово поле, и служанка Миирии отправляется в этот район, где римляне обычно упражняются и отдыхают, чтобы передать молодому человеку из преторской свиты последнее письмо.

Пробираясь по переполненным улицам, служанка размышляет о том, как сильно сократилось пространство для отдыха и занятий спортом со времен Республики. Там, где когда-то было чистое поле, теперь все застроено монументами, зданиями, гробницами и храмами. Здесь, например, высится один из тех подарков Адриана городу, которые переживут века, – великолепный купол перестроенного императором Пантеона, храма в честь всех олимпийских богов.

Напротив, люди более позднего времени, особенно теперешние и мои современники, не отстали в этом отношении и украсили город множеством прекрасных сооружений. Действительно, Помпей, Божественный Цезарь, Август, его сыновья, друзья, супруга и сестра превзошли всех остальных, не щадя усилий и расходов на строительство. Бо́льшая часть этих сооружений находятся на Марсовом поле, где к природной красе присоединяется еще красота, искусственно созданная. В самом деле, и величина поля вызывает изумление, так как, несмотря на столь большое число людей, которые играют в мяч, катают обруч или упражняются в борьбе, там все-таки одновременно остается место для беспрепятственного бега колесниц и всяких других конных упражнений. Затем окружающие Марсово поле произведения искусства, земля, круглый год покрытая зеленым газоном, и венки холмов над рекой, тянущихся до ее русла, являют взору вид театральной декорации, все это представляет зрелище, от которого трудно оторваться.

Над рекой Тибр возвышается еще более впечатляющее сооружение, напоминающее огромный бочонок. Это не храм, а гробница. Когда-нибудь Адриан умрет и будет похоронен, но монументальное здание, в котором будут покоиться его останки, гарантирует, что он никогда не будет забыт. Служанка смотрит на крошечную фигуру каменщика, работающего над одной из множества статуй на вершине гробницы, и думает, что благодаря всему этому строительству ремесленникам в Риме сейчас живется лучше, чем когда-либо.

Постум Галлиен, мастер-каменотес, согласился бы с ней. Впрочем, он бы мог и пробормотать себе под нос, что лучшее – враг хорошего. Его ремесло пользуется большим спросом, и «спрос» здесь – ключевое слово. У Галлиена репутация человека, который может справиться с работой, требующей особого мастерства. Когда в мраморе начинают появляться небольшие трещины, когда исключительно хрупкий блок известняка грозит раскрошиться от прикосновения долота, когда случайный неосторожный удар молотка предательски отшибает нос у статуи императора – тогда самые влиятельные люди Рима посылают за Постумом Галлиеном, чтобы он срочно прибыл и все исправил.

Галлиен задумывается порой, не от переутомления ли умер его отец. Как свидетельствует имя Постум («посмертный») [41] На самом деле это ложная этимология, но не современная, а бытующая с древнеримских времен. – Примеч. автора. , Галлиен-старший умер, когда его жена была беременна сыном. Мастерская каменотеса, которую он оставил, находилась в надежных руках дяди, пока сын покойного, наш Галлиен, не достиг совершеннолетия. Тот же дядя успел научить Галлиена семейному ремеслу каменотеса, прежде чем сам погиб в результате несчастного случая на строительной площадке. Это случилось, когда предшественник Адриана, Траян, расширял Большой цирк, чтобы еще больше зрителей могли наблюдать за гонками колесниц. Великолепные сиденья из белого мрамора на отремонтированном ипподроме, по мнению Галлиена, стали подходящим памятником его любимому дяде.

Хотя Галлиену всего около сорока лет, в редкие минуты отдыха посреди загруженного рабочего дня Галлиен порой подумывает уйти на покой. Конечно, он достаточно богат, но, несмотря на то что он два раза женился и дважды овдовел, у него до сих пор нет сына, которому он мог бы оставить свою процветающую мастерскую. Очень жаль просто так бросать дело, которому отдали столько сил целых два поколения. Кроме того, римляне, занятые физическим трудом, вообще редко уходят на покой, большинство просто работают, пока не упадут замертво. И все-таки главная причина, по которой Галлиен до сих пор не отложил в сторону инструменты и не переехал жить в тихий домик в деревне, кроется в другом.