Филипп Матышак - Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там

Орехи […] напитки: 14 ассов; сало: 2 асса; хлеб: 3 асса; три куска мяса: 12 ассов; четыре колбасы: 8 ассов. Итого: 51 асс.

Копа живет у себя в таверне, которая обычно работает до полуночи, а иногда и позже, если эдилы находятся в хорошем расположении духа. Поэтому по утрам, когда наступает время завтрака, ее заведение обычно закрыто. А вот обедать стоит именно здесь, потому что «Девятый столб» – одна из лучших закусочных на нижнем Эсквилине. У вина действительно вкус винограда, а не обычного пойла, которое, как говорится, «виноделы готовили, не снимая сапог». Но главная достопримечательность таверны «Девятый столб» – прекрасная Сириска.

А вот саму Копу лучше всего описывает слово «здоровенная». Порой это очень помогает трактирщице, ведь танцующая Сириска с румяным от вина лицом и с греческой повязкой на голове определенно привлекает внимание клиентов. Даже особые гости, возлежащие на ложах в нише в глубине таверны, приподнимутся, чтобы на нее посмотреть. Но дальше взглядов дело зайти не должно. У Копы есть ореховый прут, почти такой же толстый, как и ее запястье. Любой, кто попытается перевести танцующую Сириску в горизонтальное положение, сперва познакомится с этим прутом, а потом будет вышвырнут на улицу.

Впрочем, вина лежит не только на клиентах. Многие римские питейные заведения (popina) являются одновременно борделями (lupanaria), так же, как другие – постоялыми дворами, гостиницами, а некоторые совмещают все эти функции. Зачастую посетители считают, что все женщины в тавернах – продажные, но в «Девятом столбе» все иначе. Копа отнюдь не считает сводничество чем-то аморальным, просто разнимать драки между ревнивыми посетителями и не менее ревнивыми девушками – слишком утомительно, а терять хороших работниц из-за беременности – еще неприятнее. Поэтому Копа стоит на страже чистоты заведения не во имя морали, а ради удобства.

Закончив чистить двери, Копа возвращается в гостеприимный затененный зал своей таверны. Здесь душно от дыма очага, на котором готовят еду, а аромат свежеиспеченного хлеба смешивается с запахом жареной утятины со спаржей, которую подадут сегодня в качестве основного блюда. Чувствуется и стойкий аромат древесины яблони, которую Копа жжет каждое утро, чтобы перебить кислый запах старого вина и вонь, исходящую от плохо вымытых и сидящих в тесноте людей, – это неотъемлемая часть атмосферы любой таверны.

Зал наполнен гулом оживленных голосов. Сириска сейчас не танцует (потому что в таверне слишком много людей), но, хотя посетители любят представления, еще больше им нравится хорошая еда. Для многих присутствующих шестой час знаменует конец рабочего дня, который начался еще за час до рассвета. Теперь план такой: хорошенько поесть, выпить несколько стаканов разбавленного вина и отправиться домой поспать перед дружеским обедом.

Поэтому Сириска и еще две служанки бегают между скамьями, разнося тарелки, отбиваясь от тянущихся к ним рук и обмениваясь несмешными остротами и приветствиями с постоянными клиентами. Не случайно грубые попытки привлечь внимание противоположного пола по-латински называют taberna blandita: подвыпившие посетители «Девятого столба» так же не способны придумать изящную латинскую эпиграмму, как их собеседницы – оценить ее по достоинству. Таверны имеют репутацию довольно грубых заведений для приземленных людей, а «Девятый столб» делает все возможное, чтобы этой репутации соответствовать.

Предлагая посетителям утку, в таверне и так нарушают грань допустимого. Не в меру щепетильный император Тиберий запретил продавать какую-либо еду в заведениях, в которых продают напитки; впрочем, император Нерон (сам завсегдатай подобных кабаков) разрешил готовить бобы и овощи. Формально эти законы все еще действуют и могут быть применены, если представителям власти кто-то заплатит за излишнюю строгость. Поэтому Копа старается поддерживать хорошие отношения со своими конкурентами – лавкой, которая торгует едой навынос дальше по улице возле храма Кастора и Поллукса. Хотя и трактирщица иногда просит своих самых грубых клиентов намекнуть владелице этой лавки, что может произойти, если эти отношения когда-нибудь разладятся.

Копа пробирается сквозь толпу, то и дело останавливаясь, чтобы пообщаться с завсегдатаями. Вдруг ее чуткий слух выхватывает из общего шума характерный грохочущий звук. Она меняет направление, расталкивая посетителей, словно корабль с зерном, движущийся по неспокойному морю. Двое игроков пристально смотрят на пять игровых костей на столе, которые лежат рядом с кожаным футляром, прямо из которого их и бросили. «Это два», – настаивает один, щурясь, стараясь разглядеть, несмотря на плохое зрение, потертые точки на гранях. «Три», – настаивает его собеседник, и пара, возможно, перешла бы к драке, если бы и того и другого не схватила за шеи крепкая руки Копы.

– Хотите, чтобы мне запретили работать? – рычит раздраженная трактирщица. – Или, по-вашему, сейчас Сатурналии?

Посетители ухмыляются, некоторые громко советуют Копе, что именно она должна сделать с игральными костями. Дипломатично, не обращая внимания на задир, Копа складывает кубики в футляр и прячет его в складках одежды.

– Получите их, когда соберетесь уходить, – сообщает она игрокам. Судя по их грубым плащам с капюшонами, эта пара – вольноотпущенники, а не зажиточные граждане. Отбери она кости навсегда, она не только не получит от них денег сегодня, но и потеряет пару постоянных клиентов.