Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

6 августа 1942 г. Герман Геринг председательствовал на собрании высокопоставленных чиновников с оккупированных территорий, призванных заниматься реализацией реквизиционных замыслов Бакке. Взяв ответственность на себя, Геринг с беспощадной ясностью заявил: «Тут передо мной лежат рапорты по тому, что вам предстоит делать… и в этой связи мне все равно, если вы скажете, что ваши люди умрут с голоду. Пусть будет так, если ни один немец не упадет от голода. Если бы вы присутствовали здесь, когда гауляйтер говорил тут [вчера], вы бы поняли мой безграничный гнев из-за того факта, что мы завоевали огромные территории за счет отваги наших солдат, а теперь наш народ принужден жить почти по скудным нормам Первой мировой войны… Меня в оккупированных районах интересуют только люди, которые заняты выпуском военной и продовольственной продукции. Они должны получать достаточно для того, чтобы продолжать работать» [565] IMT, 39, doc. 170-USSR, 384–412; Gerlach, Krieg, Ernährung, Völkermord, 175; Tooze, Wages of Destruction, 546–547; Герлах и Туз приняли это заявление за провозглашение политики; в качестве одной из главных причин Холокоста они называют потребности Германии в продовольствии. Против подобной интерпретации говорит, однако, тот факт, что депортация европейских евреев в лагеря смерти началась за несколько недель до этой встречи в верхах. Критику см.: Stone, Histories of the Holocaust, 140–142. .

Ради красного словца Геринг напомнил должностным лицам, обеспокоенным социальными последствиями вынужденного голода среди большинства населения в контролируемых ими районах, что высвободить какую-то часть продовольствия на местах позволит уничтожение евреев. К 1942–1943 гг. Германия получала от оккупированной Европы свыше 20 % необходимого ей зерна, 25 % жиров и около 30 % мяса. Общий объем поступлений зерна, мяса и жиров из Франции и с оккупированных советских территорий на протяжении того же временного отрезка более чем удвоился – с 3,5 до 8,78 миллиона тонн. В Киевской области Украины самый мощный разгул реквизиций на протяжении всего периода оккупации отмечался летом 1942 г., причем до уборки урожая: 38 470 тонн зерна собрали в июне, 26 570 тонн – в следующем месяце и лишь 7960 тонн – в начале августа. Представитель по вопросам продовольствия и сельского хозяйства в рейхскомиссариате Украина вернулся после инспекционной поездки по области в полной уверенности, что у крестьян зерна не осталось даже для посевной. Проведенная операция очень напоминала военную реквизицию: подразделения в основном из Украинской вспомогательной полиции обшаривали дома, мельницы, рынки, сады и амбары в поисках спрятанных запасов. Значительная часть французских и украинских снабженческих грузов поступала напрямую в распоряжение вермахта; генерал-губернаторство, в которое входили центральные и восточные области Польши и Западная Украина, давало рейху половину ввозимых в него ржи и картофеля и две трети овса [566] Berkhoff, Harvest of Despair , 122; Brandt, Management of Agriculture , 610 and 614. .

Приблизительно в то же время драматичным образом возросли масштабы набора трудовых ресурсов. 21 марта 1942 г. Гитлер назначил своего старого партийного товарища Фрица Заукеля, гауляйтера Тюрингии, уполномоченным по делам трудовой мобилизации. В течение полутора лет с 1942 г. и до июня 1943 г. помощники Заукеля обеспечивали рейху еженедельно 34 000 иностранных рабочих, добавив 2,8 миллиона к уже находившимся в Германии 3,5 миллиона. Число росло до тех пор, пока летом 1944 г. количество иностранных рабочих не достигло 8 миллионов. Насильственный угон людей с оккупированной Западной Европы приводил к душераздирающим сценам и стихийным бунтам. Когда эшелоны с французскими рабочими отбывали в Германию, толпы, наплевав на запреты национальной символики во время войны, распевали «Марсельезу». В Бельгии профсоюзы и активисты движения Католической рабочей молодежи помогали прятаться уклонистам, не желавшим возвращаться в Германию после отпуска. Число таких невозвращенцев во Франции, Бельгии и в Нидерландах достигло почти трети общего количества. Многие из них оказались вынужденными менять место жительства и подыскивать себе какую-нибудь работу, зачастую у крестьян-фермеров где-то поблизости, что с учетом положения таких людей превращало их в идеальных «пахарей». Когда господство немцев переживало расцвет, мало кто отваживался идти в своем неповиновении дальше и вступать в маленькие отряды Сопротивления [567] Herbert, Hitler’s Foreign Workers , 167–204; Gildea et al. (eds.). Surviving Hitler and Mussolini , 62–70. .

Но в любом случае подавляющее большинство подневольных рабочих происходили из Восточной Европы. Особенно гребли трудоспособных в польском генерал-губернаторстве и на Украине. В соответствии с данными Заукеля, в период между апрелем и ноябрем 1942 г. 1 375 567 гражданских лиц подверглись отправке в рейх на работы с оккупированных советских территорий, еще 291 756 человек из польского генерал-губернаторства и 38 369 – из Вартеланда, в сравнении с 357 940 человек из Нидерландов, Бельгии и всей Северной Франции. Перед лицом угрозы смерти в случае невыполнения немецких квот сельские старосты на востоке предпочитали сгребать чужаков и отщепенцев. В населенных украинцами селах и деревнях Западной Волыни объектом приложения сил сделались в основном представители единственного уцелевшего там этнического меньшинства – поляки. Вынужденная одновременно биться за урожаи и обеспечивать живой силой промышленность Германии, местная верхушка выбирала тех, без кого легче обойтись в сельском хозяйстве, отсылая на работы непомерно большое количество считавшихся трудоспособными по возрасту подростков. В 1942 г. свыше половины угнанных в Германию приходилось на девочек и молодых женщин в возрасте от 12 до 22 лет [568] Berkhoff, Harvest of Despair , 259–264; Herbert, Hitler’s Foreign Workers , 192–198; Tooze, Wages of Destruction , 517–518. .

Немецких колониальных хозяев подобная стратегия быстро заводила в тупик. Рейх не мог на протяжении длительного периода выкачивать из восточных территорий одновременно рабов и продукты, поскольку население там голодало и массово умирало. Происходящее имело параллели с развернутой Сталиным насильственной коллективизацией и первой пятилеткой в СССР, приведшими к катастрофическому голоду на Украине на заре 1930-х гг.: советских управленцев не очень волновали жизни украинских крестьян, как и падение сельскохозяйственного производства, главное – выполнение селом плановых поставок. Однако даже Сталин убедился в неработоспособности такой политики, в необходимости вкладывать средства в сельское хозяйство и особенно в его механизацию хотя бы для частичного восполнения потерь. Несмотря на значительные споры между различными структурами, так или иначе связанными с решением вопросов, немцы ничего подобного не предприняли [569] Davies and Wheatcroft, The Years of Hunger ; Davies et al., The Years of Progress . .