Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Один занимавшийся экономическими вопросами историк описывал трудовые ресурсы в концентрационных лагерях с господствовавшим там принципом постоянного «отбора» – высокой трудоотдачи при крайне низком потреблении съестного – «не как запас, а как поток». По отношению к долгим месяцам продовольственного кризиса 1942 г. данное правило вполне применимо ко всем категориям согнанных на принудительный труд масс рабочих с востока, о ком бы ни шла речь, о военнопленных или о гражданских «добровольцах». В попытке рационализировать уровень темпов износа рабочей силы и отобрать тех, кто выживет при более жесткой экономии, председатель объединения угля Верхней Силезии Гюнтер Фалькенхан предложил внедрить систему «питания по качеству труда» для «восточников» в шахтах. Суть предложения заключалась в лишении еды тех, кто не справлялся с нормами, и передаче ее выполнявшим план соответственно. Фалькенхан не снижал требований подвоза новых партий работников на замену умиравшим. По мере распространения этой людоедской версии социального дарвинизма на предприятиях угледобывающей индустрии Силезии новаторские идеи привлекли внимание Альберта Шпеера, получили его одобрение и шаг за шагом превратились в стандартную практику немецкой военной промышленности [624] Tooze, Wages of Destruction , 530–533. .

В условиях, когда голодные рационы увеличивали смертность среди трудовых ресурсов, даже вполне лояльные нацизму управленцы начали требовать лучшей кормежки рабов по «далеким от сентиментальности» причинам – из-за уровня производительности. В феврале 1942 г. Главное управление имперской безопасности Гейдриха, хотя оно в целом выступало за наиболее жесткое и идеологически непреклонное внедрение в жизнь расовых принципов, вынужденно признало: «Все немецкие структуры держатся одного мнения: учитывая продовольственные нормы, даже те русские рабочие, которые прибывают в хорошем состоянии, скоро будут истощены». На протяжении марта из других ведомств, в том числе с самых высоких уровней, включая лично Гитлера, стали раздаваться все более громкие рекомендации кормить «русских», чтобы те не потеряли способности работать. Однако, когда 6 апреля нормы выдачи продовольствия для немцев резко сократились, среди «соотечественников» тут же поползли разжигаемые завистью слухи о том, будто иностранным рабочим предоставляют «исключительно хорошее» питание – даже после того, как рационы для них тоже понизили; режим ни за что не мог допустить размывания расовых границ. Какие бы требования ни выдвигали соображения экономической эффективности, этика «народной общности» диктовала свое: нельзя увеличивать нормы питания иностранным рабочим, пока не отменены сокращения для немцев [625] Herbert, Hitler’s Foreign Workers, 172; MadR, 3715–3717: 7 May 1942. .

Внедрить в обиход другие постулаты национальной солидарности – распределить военное бремя среди немцев поровну – оказалось сложнее. В преддверии апрельского урезания норм снабжения Геббельс провозгласил в Das Reich принцип равного разделения тягот войны. Иначе, продолжал он, окажется под угрозой не только «наше продовольственное обеспечение», но пострадает «чувство справедливости и вера в цельность и чистоту общественной жизни» у добрых соотечественников. Клятвенно заверяя, что режим, который перестанет беспощадно бороться с нарушителями этих принципов, «утратит право называться народным правительством», Геббельс установил эталон для изменения степени дееспособности правительства. Хотя Гитлер и Геббельс с их скромным столом оставались вне подозрений – лакей Геббельса перед обедом собирал карточные штампики приглашенных, – однако среди людей ходили едкие шутки на данную тему. Одна из них давала на животрепещущий вопрос «когда кончится война?» такой ответ: «когда Геринг влезет в штаны Геббельса» [626] Живот Геринга служил мишенью карикатуристов в течение всей войны. Геббельс обладал астеническим телосложением. – Прим. науч. ред . . Басни об особых привилегиях нацистской верхушки распространялись британскими пропагандистами на радио, в том числе через посредство подложной немецкой станции «Густав Зигфрид 1». Перед лицом целого вала слухов Борман напоминал гауляйтерам о необходимости личным примером показывать приверженность нормам «народного общежития», особенно в плане «нормирования продовольствия» [627] Goebbels, ‘Offene Aussprache’, Das Reich, 29 Mar. 1942; Gruchmann, ‘Korruption im Dritten Reich’, 578; Corni and Gies, Brot – Butter – Kanonen, 558–560: edicts of 21 Mar. 1942 and 10 May 1943; MadR, 3688: 30 Apr. 1942; Sefton Delmer, Black Boomerang; Steinert, Hitlers Krieg und die Deutschen, 281; Bormann, 5 June 1942 // Partei-Kanzlei (ed.). Verfügungen, Anordnungen, Bekanntgaben, 640. .

Элиту грозил всерьез задеть крупный скандал. Начался он с бакалейщика из Штеглица, фешенебельного пригорода Берлина. Август Нётлинг попал в неприятное положение из-за неспособности покрыть карточками отпущенное клиентам в довольно большом количестве продовольствие. 23 июля 1942 г. его оштрафовали на 5000 марок – максимальное наказание в компетенции городского управления снабжения. Нётлинг подал прошение о проверке административных регламентов в суде, мотивируя иск тем, что предание гласности приговора навредит не только ему, но и клиентуре, включающей в себя «важных людей из партии, государства, вермахта и дипломатического корпуса». На самом деле отоваривались у Нётлинга практически все представители политической и военной верхушки, которую он щедро снабжал дичью, ветчиной, колбасой, деликатесными винами, сладостями, коньяком и сахаром, не спрашивая никаких карточек. В список входили министр внутренних дел Вильгельм Фрик, министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, министр образования Бернард Руст, министр сельского хозяйства Вальтер Дарре, шеф имперской службы труда Константин Хирль, начальник штаба имперской канцелярии Гитлера Ганс Ламмерс, министр экономики Вальтер Функ, управляющий германского радио Ойген Хадамовски, полицейские чины Лейпцига и Берлина, а также ряд секретарш и правительственных распорядителей. Еще один из завсегдатаев, председатель Берлинского административного суда Гардиевский, услужливо помог Нётлингу составить ходатайство в суд под его же собственным управлением. Вермахт тоже представляли достойные фигуры: фельдмаршалы Браухич и Кейтель от сухопутных войск, гросс-адмирал Редер и адмирал Курт Фрикке – от ВМФ и от люфтваффе – Ганс Ешоннек и Вильгельм Хэнельт [628] Gruchmann, ‘Korruption im Dritten Reich’. .

Аскетичный в еде Геббельс со своими сексуальными приключениями, давно и прочно служившими источником развлечения народа, испытал искренний шок и доложил напрямую Гитлеру. Тот тоже не пришел в восторг и даже потребовал от всех вовлеченных в круг клиентуры Нётлинга объяснений и обещаний не поступать больше подобным образом. Расследование он поручил фигуре относительно невысокого статуса, министру юстиции Отто Тираку. Как зачастую и бывает, извинения и отговорки высвечивали моральные ориентиры рулевых режима ярче, чем сам скандал: нацистская верхушка ужом на сковородке извивалась перед обвинениями в предательстве идеалов «народной общности». Министр сельского хозяйства Вальтер Дарре, не преминувший в свое время лично удостовериться, что его жена обслуживается у Нётлинга на «нормальном» уровне, отрицал все и клялся, будто до последней буквы следовал установкам, сочиненным чиновниками его же министерства. Другие, как тот же Риббентроп, колотили себя в грудь, заверяя следствие в собственной невиновности. Ганс Ламмерс спрятался за неразумную жену, мол, она понятия не имела, что дичь, получаемая ею у бакалейщика, подлежала рационированию.