Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Пережив последний подъем в течение осени 1944 г., национальная солидарность начала рушиться под натиском союзнического вторжения. Крушение рейха область за областью естественным образом обостряло ситуацию на местном уровне и лишало людей ощущения принадлежности к масштабному «сообществу судьбы», если воспользоваться одним из любимых штампов Геббельса. Региональные разногласия нарастали даже до начала последнего штурма рейха: встряска управленческих структур после июльской бомбы усилила власть гауляйтеров за счет центрального правительства, и с началом битвы за Германию тенденции только прогрессировали. Куда большее воздействие производил расходящийся характер самих военных действий. Коль скоро в разных частях рейха действовали советские, американские, британские и французские армии, немцы там и тут имели дело не с одним и тем же противником при соответствующих последствиях и риске. Более того, поглощение Германии регион за регионом в ходе завоевания завершило процесс возвышения семьи и дома над государством и народом. На протяжении войны солдаты видели оправдание несению военной службы в патриотизме, основанном на семье и малой родине. Массовая эвакуация из крупных центров – со всеми сопутствующими конфликтами между городом и деревней, католиками и протестантами, севером и югом и западом и востоком – только яснее показывала, до какой степени Германия оставалась нацией провинциалов. К 8 мая 1945 г. страна превратилась в нацию мигрантов и беженцев, и, по мере того как миллионы согнанных с родных мест солдат и гражданских лиц пытались выжить вдалеке от дома, все призывы к самопожертвованию и национальной солидарности наконец утихли. Государство немецкого народа разрушили не только четыре страны, разделившие завоеванные территории на оккупационные зоны, но и сам внутренний распад, происходивший в заключительные месяцы войны. Поражение не уничтожило немецкий национализм – заложенное в нем ненавистничество оказалось слишком живучим, но его положительные стороны – способность управлять общественными усилиями и мотивировать народ на самопожертвование ради дела всей нации – разбились вдребезги. Как рабочие в Рурском бассейне в 1943 г. хотели одного – пусть бомбят, лишь бы не их, а кого-нибудь другого, так и с приходом фронта на территорию рейха в январе 1945 г. каждый стремился оказаться вне зоны боевых действий сам, не очень беспокоясь об остальных.

Приняв командование ротой, Вильм Хозенфельд словно внутренне помолодел. Приходилось напрягаться, собирая воедино разбросанное по Варшаве малыми отрядами и занятое охраной семи складов и двух радиостанций подразделение. И пусть оно состояло из «самых разных никчемных людей», Хозенфельд взялся за приведение совсем не юных солдат в форму спортом и гимнастикой с раннего утра. Он очутился в своей стихии, делая то, чего ему так не хватало на протяжении всех лет тыловой службы. Ради обеспечения аккомпанементом рождественских песнопений он даже спас фисгармонию из руин спортивной школы и побуждал католических и протестантских капелланов беседовать с личным составом. Прежде чем принять под начало роту, Хозенфельд позаботился о спрятанном в ледяной мансарде под крышей здания варшавского штаба еврейском пианисте, оставив тому провизию, немецкую шинель и одеяла. И вот теперь в тиши раннего января, когда толстый покров снега укрывал разрушенный город, Хозенфельд делился с Аннеми беспокойством о ней и детях далеко от него в Талау. В сводке вермахта сообщалось об очередном авианалете на соседнюю Фульду. «Что-то еще осталось от города?» – спрашивал он 7 января, опасаясь, как бы и Талау не попал под бомбежки [1013] Hosenfeld, ‘Ich versuche jeden zu retten’, 885–888: 26, 27 and 30 Dec. 1944 and 7 Jan. 1945. .

Советское Верховное главнокомандование сосредоточило для зимнего наступления на Германию около 6,5 миллиона человек – вдвое больше, чем собрал в июне 1941 г. вермахт для вторжения на территорию Советского Союза. На фронте по Висле 2,25 миллиона красноармейцев готовились ринуться в бой против 400 000 немецких солдат. Расположив чуть ли не колесо к колесу по двести пятьдесят артиллерийских орудий на каждом километре береговых плацдармов по Висле в районе городов Магнушев и Пулавы, рано утром 14 января дивизии Жукова при огромном преимуществе в огневой мощи начали убийственную двадцатипятиминутную артиллерийскую подготовку, после чего вперед на неглубокие оборонительные рубежи немецкой 9-й армии, оставляя в стороне «крепость» Варшава, двинулись стрелковые и танковые части [1014] 14 января 1945 г. началась Варшавско-Познаньская наступательная операция Висло-Одерской стратегической операции. – Прим. науч. ред . . 16 января генерал Смило фон Лютвиц приказал оставить город. Отступая в западном направлении во главе вверенной ему роты, Хозенфельд на следующий день привел ее к Блоне, покрыв 30 километров, но Красная армия оказалась там раньше. После короткой стычки большинство немецких солдат подняли руки. Так Вильм Хозенфельд попал в плен, чтобы провести следующие семь лет в СССР. В тот же день вступление 1-й польской армии в столицу Польши ознаменовало конец немецкой оккупации Варшавы. На протяжении миновавших пяти лет и трех с половиной месяцев уничтожению подверглись 350 000 евреев, большая часть зданий лежала в руинах, а численность населения упала с 1,3 миллиона до 153 000 человек. Среди изможденных, но уцелевших обитателей города оказался и спасенный Хозенфельдом пианист Владислав Шпильман [1015] Тексты по военной кампании: Lakowski, ‘Der Zusammenbruch der deutschen Verteidigung’; Erickson, The Road to Berlin, 450, 457–458, 462, 471–472; Glantz and House, When Titans Clashed, 241–247; Beevor, Berlin, 11–23; Hosenfeld, ‘Ich versuche jeden zu retten’, 108–111; 887–888: 7 and 12 Jan. 1945; Szpilman, The Pianist, 183–187. .

Далее на юг 1-й Украинский фронт Конева двумя днями ранее развернул наступление через Вислу с плацдарма в районе Сандомира и атаковал через густые леса, которые, как предполагал Германский генеральный штаб, смогут прикрыть немецкие позиции на возвышенностях в Малопольском воеводстве. Продвигаясь к немецкому рубежу через бреши между полосами обстрела своей артиллерии, советские пехотинцы вынудили противника выйти из дотов и дзотов для защиты окопов, куда и перенесла огонь советская артиллерия. По итогам первых суток войска Конева углубились во вражескую оборону на 20 километров по фронту шириной 35 километров. К концу 13 января советские части прорвались на 60-километровом фронте на 40 километров. Главной целью служило, по выражению Сталина, «черное золото» Верхней Силезии с ее угледобывающей и сталелитейной промышленностью. Стремясь заполучить объекты целыми, войска Конева предприняли огромный охватный маневр с целью окружения шахтерских и рабочих городов с востока, севера и юга, оставив вермахту узкий коридор для бегства в западном направлении. 19 января пал Краков, откуда немцы в этот раз просто отошли, бросив оборонительные позиции и столицу генерал-губернаторства Ганса Франка и не успев ее разрушить.