Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Как и в случае уничтожения пациентов психиатрических лечебниц в 1940 и 1941 гг., утечка активнее шла через тех, у кого имелись каналы доступа к осведомленным лицам в правящей иерархии. Бывший посол в Риме и антифашист консервативного толка Ульрих фон Хассель одним из первых услышал об айнзацгруппах в Советском Союзе, а затем и о газовых камерах от знакомых на самом верху в военных кругах и в контрразведке – от Ганса фон Донаньи, Георга Томаса и Йоханнеса Попица. Даже главе СД в оккупированной Франции Вернеру Бесту стало известно об «облавах» айнзацгрупп не по официальным каналам, а от возвратившихся с востока коллег. В среде людей не столь влиятельных информация живее распространялась через связи в антифашистской сети. 31 августа 1943 г. 15-летняя дочь берлинских социал-демократов поверяла переживания дневнику: «Мама говорила мне недавно, что большинство евреев уничтожили в лагерях, но я не поверила» [527] Bankier, The Germans and the Final Solution, 109; Herbert, Best, 313; Niewyk (ed.). Fresh Wounds, 176; Liselotte G. in Hammer and Nieden, ‘Sehr selten habe ich geweint’, 278–279: 31 Aug. 1943. .

В январе 1942 г. могильщик Яков Грояновский сбежал из Хелмно и добрался до варшавского гетто, где поведал ужасную правду Эммануэлю Рингельблуму, отвечавшему за тайные еврейские архивы, и молодому вождю сионистов Ицхаку Цукерману. По меньшей мере два письма с теми же тревожными данными достигли Лодзи, но до широких масс они не дошли. Для жителей тамошнего гетто главным врагом в начале 1942 г. сделался голод, послуживший дымовой завесой, скрывавшей подлинную природу депортации 55 000 человек [528] Yakov Grojanowski, свидетельство по лагерю в Хелмно, 6–19 Jan. 1942 // Gilbert, The Holocaust, 252–279; Katsh, Diary of Chaim A. Kaplan, 360, 369–372 and 379: 25 June, 10–12 and 22 July 1942; Hilberg et al. (eds.). Warsaw Diary of Adam Czerniakow, ‘introduction’, 62; Adelson, The Diary of Dawid Sierakowiak, 142, 161–162 and 258: 19 Oct. 1941, 1–2 May 1942 and 15 Mar. 1943; Corni, Hitler’s Ghettos, 179–182; о неведении и знании внутри гетто в период с марта по август 1942 см.: Arad, Belzec, Sobibor, Treblinka, 241–244. .

Немцы знали об убийствах евреев и без всяких басен о лагерях смерти. К тому моменту когда 19 декабря 1942 г. венскому адвокату Людвигу Хайдну рассказали о газе, подаваемом в вагоны эшелонов с депортируемыми через систему обогрева, он уже обладал данными о массовых расстрелах, причем из первых и вторых рук. В конце июня Хайдн настроился на волну Би-би-си и услышал одну из первых передач об истреблении евреев. Однако он констатировал суровый факт: «Касательно массовых убийств евреев радио только подтверждает то, что нам тут и так уже известно» [529] Haydn, Meter immer nur Meter, 6, 9–11, 53, 123–124 and 129–131: 29 June, 31 July, 19 and 24 Dec. 1942. .

В то же самое время даже ответственные за уничтожение лица не имели четкого представления относительно истинных результатов развернутой ими деятельности. Не доверяя горам бумаг внутренней отчетности Главного управления имперской безопасности, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер поручил эксперту в области статистики Рихарду Коргерру выяснить и доложить об истинном положении дел; в начале апреля 1943 г. сокращенная – и слегка перегруженная эвфемизмами – версия отчета отправилась на самый верх, к Гитлеру. По подсчетам Коргерра, к концу 1942 г. в лагерях смерти подверглись уничтожению 1,2 миллиона евреев плюс еще 633 300 человек на оккупированных территориях Советского Союза. В свете других свидетельств здесь налицо значительная недооценка даже на том этапе. Речь идет о секретном документе, предназначенном для сведения нацистских вождей, и все же данные в нем совпадали с утверждениями союзников. Геббельс говорил об этом на закрытом брифинге для прессы 14 декабря 1942 г.

Остальные могли лишь гадать относительно истинного размаха репрессий. Например, по мнению Ульриха фон Хасселя, в мае 1943 г. в результате отравления газом погибли 100 000 евреев. Основываясь на похвальбе одного эсэсовца, будто в Освенциме еженедельно уничтожались 2000 человек, Рут Андреас-Фридрих подсчитала, что только в одном лагере убивали 100 000 евреев в год. К тому времени когда в июле 1944 г. девяносто шесть евреев с маленького греческого островка Кос на пароме перевезли на континент и отправили в Освенцим, редко у кого остались сомнения: цель операции – найти и уничтожить всех евреев в Европе [530] Longerich, ‘Davon haben wir nichts gewußt!’, 259; Hassell, The von Hassell Diaries, 272: 15 May 1943; Andreas-Friedrich, Der Schattenmann, 125–126: 4 Feb. 1944; Scholl, Die weiße Rose, 91–93: второе заявление: 300 тысяч убитых евреев; Haydn, Meter immer nur Meter, 51: 30 July 1942; Aly, ‘Die Deportation der Juden von Rhodos nach Auschwitz’, 79–88. .

Хотя знание распространялось, оно не приводило к автоматическому поднятию вопроса о моральной ответственности, для чего понадобился бы хороший глоток кислорода широкого обсуждения. С осени 1941 г. утверждавший, будто «соотечественники» активно поддерживают клеймение евреев звездой и их депортацию, Геббельс скоро заметил, что, перенося тему в публичное поле, СМИ создают пространство для дискуссий и несогласия. Главный пропагандист отреагировал снижением накала антисемитской кампании в целом. Точно так же он некогда устранился от конфронтации с немцами по поводу «акций эвтаназии» и остановил все резкие попытки выступать в подобном ключе, избрав вместо этого подход «тонкого рекламирования», скажем, через популяризацию целесообразности помощи в добровольном уходе из жизни смертельно больной пациентки из фильма «Я обвиняю». Принципиальное различие состояло в том, что картина Либенайнера задумывалась как средство подхлестнуть общенациональную дискуссию с целью примирения общественного мнения с целенаправленной зачисткой психиатрических лечебниц в Германии. В описываемом же случае пропагандистская тактика подачи «еврейского вопроса» намеренно звучала негромко: посредством намеков и слухов умы народа обрабатывались ради их успокоения исподволь. На этот раз, особенно благодаря молчанию церкви, у населения не складывалось четкое, основанное на моральном факторе мнение за или против «окончательного решения».

До известной степени подход Геббельса себя оправдывал. Как клеймение евреев, так и их депортации сделались вещами необратимыми, символическими актами, и они меняли отношение публики пусть медленно, но фундаментально. Осенью 1941 г. отмечалось полным-полно случаев, когда немцы поднимались с мест в трамваях и поездах, предлагая сесть пожилым евреям. Год спустя подобные поступки стали куда более редкими и к тому же чреватыми скандалами. В октябре 1942 г. молодая немка встала в трамвае в Штутгарте, чтобы уступить место пожилой еврейке с распухшей ногой, чем вызвала гнев прочих пассажиров. «Вон! – зазвучал злобный хор. – Где твое достоинство?!» Водитель остановил трамвай и велел обеим женщинам выйти. В Мюнстере журналист Паульхайнц Ванцен связывал ужесточение отношения к евреям с кризисом, охватившим Восточный фронт зимой 1941/42 г. [531] Stuttgart NS-Kurier, 4 Oct. 1941; Bankier, The Germans and the Final Solution , 130; Haag, Das Glück zu leben , 164: 5 Oct. 1942; Wantzen, Das Leben im Krieg , 610: 5 Nov. 1941. .