Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

7.3. Немецкий информационный листок с отчетом о битве при Лепанто

Победа при Лепанто представляла собой редкий момент единства в разделенном христианском мире Европы. Год спустя хрупкость этого настроения обнажилась в событии, столь шокирующем, что оно осело в сознании протестантской Европы на два столетия. Все началось со свадьбы, призванной примирить враждующие религиозные партии Франции. А закончилось тем, что более пяти тысяч человек погибли в безудержной резне, лишив общество всяких надежд на религиозное примирение.

22 августа 1572 года лидер французских гугенотов адмирал Гаспар де Колиньи во время поездки по Парижу был ранен неизвестным. Молодой король Карл IX, который был близко знаком с Колиньи, послал охрану и своего личного врача, чтобы помочь ему. Вскоре стало ясно, что Колиньи будет жить, но настроение в городе изменилось, когда протестантская знать, заполонившая город по случаю женитьбы Генриха Наваррского, призвала к возмездию. На жарком ночном заседании Тайного совета короля убедили, что только превентивный удар может помешать протестантскому восстанию. Рано утром 24 августа защитник католиков, герцог де Гиз, был отправлен позаботиться об убийстве раненого Колиньи. То, что последовало за этим, вероятно, было по крайней мере частично непреднамеренным. Когда останки адмирала несли по улицам, католическая знать, городская милиция и население Парижа начали сводить счеты. Сначала были выслежены и убиты благородные лидеры гугенотов, затем другие выдающиеся кальвинисты и, наконец, обычные мужчины и женщины, члены конгрегаций. Новости о резне вызвали волну подражаний в других городах Франции: в Лионе, Руане, Орлеане и Бурже. Те, кто не умер, отреклись или бежали. Движение гугенотов на севере Франции было фактически уничтожено [366] Barbara Diefendorf, Beneath the Cross: Catholics and Huguenots in Sixteenth-Century Paris (New York: Oxford University Press, 1991). For the provincial massacres and recantations, Philip Benedict, Rouen during the Wars of Religion (Cambridge: Cambridge University Press, 1981). .

День святого Варфоломея, 24 августа 1572 года, стал днем протестантского позора. А человеческая драма запечатлелась в эпицентре истории о предательстве, недобросовестности и обмане [367] Robert M. Kingdon, Myths about the St Bartholomew’s Day Massacre (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1988). . Весть о резне быстро распространилась по Европе. В протестантских государствах реакцией было ошеломленное неверие в масштаб бедствия, за которым последовали резкий гнев и отвращение. Первые известия о резне в Париже были доставлены в Женеву, исток французского кальвинизма, в пятницу, 29 августа, купцами из Савойи. В следующее воскресенье Теодор Беза и его коллеги объявили мрачные новости в своих проповедях. Беза, преемник Кальвина в Женеве, похоже, в этот момент находился в состоянии шока. В кратком письме от 1 сентября в Цюрих Генриху Буллингеру он делился своими апокалиптическими опасениями. Триста тысяч единоверцев во Франции оказались в опасности, как и те, кто укрывался в Женеве: возможно, он предупредил своего друга, что это будет последний раз, когда он сможет писать. «Совершенно очевидно, что эти массовые убийства являются разворачивающимся всеобщим заговором. Убийцы хотят убить меня, и я думаю о смерти больше, чем о жизни» [368] Correspondance de Theodore de Beze, 13 (1572), ed. Hippolyte Aubert (Geneva: Droz, 1988), no. 938, p. 179; Scott M. Manetsch, Theodore Beza and the Quest for Peace in France, 1572–1598 (Leiden: Brill, 2000), p. 34. . Это было преувеличением, порожденным шоком и отчаянием. Но опасения, что теракты во Франции свидетельствовали о всеобщем заговоре с целью раз и навсегда разобраться с протестантизмом, очень быстро распространились в протестантской Европе. 4 сентября городской совет Женевы, который с удивительной быстротой поделился новостями со швейцарскими союзниками, написал графу Палатину, главному немецкому другу реформатской религии, в гораздо более эмоциональном тоне:

«Вся Франция залита кровью невинных людей и покрыта трупами. Воздух наполнен криками и стонами знати и простолюдинов, женщин и детей, безжалостно убитых сотнями» [369] Manetsch, Theodore Beza and the Quest for Peace , p. 34. .

К этому времени поток беженцев достиг ворот Женевы. К 4 сентября Беза составил удивительно точный отчет о смерти Колиньи [370] Correspondance de Theodore de Beze, no. 939. . Но, несмотря на доступность свидетельств очевидцев, дикие слухи продолжали распространяться. Беженцы из Лиона сообщили, что в городе были убиты три тысячи протестантов. Было широко распространено мнение, что Генрих Наваррский и молодой принц Конде были казнены: на самом деле они были увезены из дома ради их же безопасности. Беза сообщал своим корреспондентам, что французский флот собран в Бордо для покорения Англии. А неделей позже он услышал разговоры о заговоре с целью убийства королевы Елизаветы. Жуткие истории были уравновешены только прибытием в Женеву друзей, которые считались убитыми. Французский юрист и политический мыслитель Франсуа Хотман сбежал из Буржа и отправился в Женеву. На следующий день он поделился своим предположением, что «пятьдесят тысяч человек были убиты во Франции за восемь или десять дней» [371] Donald Kelley, Frangois Hotman: A Revolutionary’s Ordeal (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1973), p. 219. . Отчаявшиеся беженцы еще больше отчаялись. Только срочное требование заботиться о физических потребностях вновь прибывших помогло вывести Безу из оцепенения, в котором он находился, желая смерти и мученичества.

Среди потрясенных очевидцев событий в Париже был английский посол Фрэнсис Уолсингем, впоследствии главный секретарь королевы Елизаветы и фактический глава разведки. Английская резиденция находилась на некотором расстоянии от эпицентра насилия, но Уолсингем довольно быстро осознал, что происходило, сначала по звуку выстрелов, а затем по потоку напуганных гугенотов, ищущих убежища в посольстве [372] John Cooper, The Queen’s Agent: Francis Walsingham at the Court of Elizabeth I (London: Faber & Faber, 2011); Conyers Read, Mr. Secretary Walsingham and the Policy of Queen Elizabeth, 3 vols (Oxford: Clarendon Press, 1925). . Зная, что среди погибших есть несколько англичан, Уолсингем осмелился выйти наружу только 26 августа, а на следующий день отправил гонца в Англию, решив не доверять свои мысли бумаге, и вместо этого предоставил курьеру сделать устный отчет. Фактически к тому времени, когда всадник пересек Ла-Манш, в Лондоне уже знали о резне, информацию привезли вернувшиеся торговцы и первые беженцы. Французскую корону, которую еще недавно приветствовали как союзника в борьбе против Испании, стали осуждать. Французский посол Фенелон был вынужден сообщить:

«Невероятно, как слухи о событиях в Париже, начавшиеся 27 августа, взволновали сердца англичан и заставили так быстро изменить их благосклонное к нам отношение на ненависть… И даже, когда дело было объяснено, они не изменили своего отношения, считая, что это Папа и Король Испании разожгли огонь войны во Франции и что все они замышляют что-то против Англии» [373] Bertrand de Salignac de La Mothe Fenelon, Correspondance diplomatique, ed. T. H. A. Teulet, 7 vols (Paris, 1838-40), V, 21; Conyers Read, Lord Burghley and Queen Elizabeth (London: Jonathan Cape, 1960), p. 87. .