Наг Стернин - Ведьмы

Дальше вспоминалось такое, что впору завыть волком зимним голодным, задним-то умом все мы крепки. Теперь было ясней ясного, что пришла Потвора на площадь неспроста, всенародно кобениться пришла, и даже на воробьев тех пялилась с умыслом. Воробей, однако же, птица вздорная, с ним особо не повыкобениваешься, с ним бы ладно, пусть бы. Но когда ворон к ней, к колченогой явился, когда пошла у нее Великая Кобь, что ж он, Бобич дурак-дураком стоял и пялился и дивился бессмысленно, что ж вовремя не пресек? Хоть бы за оплечье, за знаки верховного волхва обгаженные не было бы так обидно, уж лучше бы в рожу нагадила, дрянь черноперая, чем на громовые-то знаки.

Облакогонитель замотал головой, скрипнул зубами – встречный хранильник шарахнулся в сторону, как заяц перед гончей. А Бобич даже и не заметил, так жгли и язвили его богини мести Кара с Желею, догрызали злобною памятью. Ах, как скалозубились волхвы-сопогостнички, ах, как услаждались его беспримерным посрамлением. Глупцы! Разве Бобича осрамила болотная ведьма? Нет. Весь Погост с ними, глупцами вместе. А какие надежды возлагал Бобич на это полюдье, какие ему мечтались мечты!

О болезни князя-батюшки узнал Облакогонитель еще летом от заезжего торгового мужика, ибо, не в пример иным прочим, он торговых жаловал, не брезговал и лично поить в чаянии новостей. Новость, да вовремя узнанная, дорогого стоит. Много порассказал ему во хмелю заезжий гость о столичных делах. Вести все горячие, важные, тайные. Мнилось, что придет полюдье, выкажет он себя перед слами княжескими лицом мудрым и проницательным, порядки новые одобряющим, выгоду княгини принимающим, да и свою не упускающим. Глядишь, и станет сам нужным княгининым человеком в здешних в низовских краях. Но кому ты нужен, если тебя любая завалящая ведьма в грязь рожей походя тычет? И не объяснить тому же тиуну, что Потвора эта самая вовсе не любая и не завалящая, отнюдь! Погост Новый до его, Бобича на нем появления чихнуть в ее сторону остерегался.

Хихикают сопогостнички, изгиляются, не бывать-де Бобичу после такого срама Колдуном, не поддержит его столица против О́бережника, да и поделом-де, заносчив и хват, а сам-де неук и волхв не природный. А ну-ка, пускай назовут, кто на Погосте волховальную хитрость от предков получил? О́бережник, Кузнец, а дальше, ну, ну? То-то. В высшем волхебстве сами ни уха, ни рыла. Эх, узнать бы, кто накапал тиуну про его, Бобича посрамление. Успели, сволочи.

Сбоку в кустах что-то зашуршало, завозилось резко. Лиса. Ах ты, паскуда! Бобич даже затрясся от ярости, а посох его не только в лису не попал, но скользнул в куст, поминай его как звали, пропал. И нашел его Бобич от места того в несуразном далеке, внизу под косогором, отчаялся уже найти, повернул назад, а он лежит-себе на видном месте, каково? Очень Бобич лис не жаловал, и не было ему подарка лисьей шкуры дороже. А как собирался говорить с Потворою, обязательно надевал на себя лисьи меха. С намеком. Или хотя бы хвост лисий в руках вертел и тем хвостом в рожу ее противную чуть ли не тыкал.

Было, ох, было ему за что лис не любить. Почитай на другой день по приезде в Новый Погост вел его Колдун в Серпейский град для знакомства со старши́ной и самостоятельными градскими мужиками. Шли лесом, неспешно беседовали о столичных умственных делах, и вдруг на некоей поляне увидал Бобич воткнутый в пень хищным жалом кверху длинный осколок кремня. Бобич так к нему и кинулся, Колдуна, пня старого слепого за собою поволок: что-де такое? Неужто ножик каменный, снасть оборотная? Слыхать-то он об оборотнях слыхал, а вот видеть, как искусный волхв, воткнувши в пень ножик каменный, с сокровенным приговором через то лезо кувырнувшись, в зверя дикого или в птицу обращается, вот этого – нет, не довелось. Неужто владеет Погост искусством оборотней? А Колдун пялился-пялился на тот ножик бессмысленно, да как вдруг затрясся, ухватил Бобича за рукав, и ну его в сторону тащить, откуда только сила взялась у пня старого трухлявого? Эх, знать бы, что к чему, жизни бы Бобич не пощадил, а сломал бы проклятое лезо, чтоб остаться навсегда гнусной волхвице лисою. Пусть бы она потом всю кровь его по капле выпила бы, пусть, зато, глядишь, пристукнули бы ее охотники и шкуру с нее лисью ободрали бы.

Дальше-то как дело повернулось? Только отошли от того места, шарахнулась у них из под ног рыжая лиса. Отскочила, оглянулась, смотрит как василиск, будто в камень обратить хочет, и рожа у ней такая, ну прямо даже и не знает Бобич, как сказать. Оглядела, повернулась и в лес пошла, в ту сторону пошла, к пню. А через малое время, "Чур, меня" сказать не успеешь, догоняет их уже эта самая Потвора.

Поглядела Потвора в лицо Бобичу пронзительно и спросила вот так вот прямо в лоб, нагло, не он ли есть новый Облакогонитель, и правда ли, что отец его, торговый мужик, из роду своего стал собственною волею выродок и изгой, а сам Облакогонитель тоже не признает ни роду, ни племени? Бобич взъярился, ногами топал в злобе и посохом стучал, а Колдун молчал и в сторону глядел отстраненно, и стоило тогда ему, Бобичу на это внимание свое обратить, ибо…

Ух, Потвора, змея подколодная, лиса рыжая, ненавистная, вместно ли тебе, т-ты, баба, подстилка старая драная ненадобная, входить в рассуждения? Отец жил своим умом и удачей, что ж ему на каждого дурака и лентяя в роду всю жизнь горб ломать? Да с какой стати? Ушел в Дедославль, сел там на посаде в пушной слободе, но не кожемякою или скорняком сел, а купцом. Ходил при княжьем полюдье, и на свой страх и риск тоже ходил по всей славянской земле, скупал шкуры, а после перепродавал иноземным торговым гостям у смолян в Гнездно, и даже у полян в Киеве многоприбыльно торговал. Род, однако же, затребовал его назад с нажитым и добытым. Х-ха! Нашли дурака! Начихал он на ихние притязания и объявил себя извергнутым из рода изгоем. А кто такой есть изверг-изгой? Человек вне родового закона, родовой защиты и общества.

Да, много отец тогда смеялся и пфукал, и посланцам родовым против их грозных слов казал кукиш. Мол, по кобыле ли брык? На землю, помнится, плюнул и сапогом тот плевок растер. Что-де мне род, когда я у верховного у княжеского волхва Родима глаза и уши и свой человек во всей земле? Умен был папаша, да сгубила его скаредность. Не пожадничай он в свое время, купи в кремле Дедославском осадной двор, так и не умер бы под хазарскою саблей. Да и Бобича, сына своего единственного, не оставил бы нищим. Ну, в самом деле, не идти же было Бобичу в род просить на первичное обзаведение? Не только не дадут, но еще и по шее накостыляют. Коли тебя из рода извергли и выродили, коли стал ты выродок и изверг, это конец. Выродок – он навеки изгой, и дети его изверги, и внуки.

Неизвестно, что бы с Бобичем сталось, коли не пристроил бы его при себе Родим в хранильники. А после, уже перед самой своей смертью, направил его верховный княжий волхв в Новый понизовский Погост Облакогонителем с наказом прибрать тот Погост к рукам. Не умри благодетель раньше времени, кем бы он, Бобич, сейчас был?.. ну да ладно, и без покровителя сумел бы Бобич многое и преуспел бы, кабы не Потвора, лиса подколодная. Ничего. За Бобичем долги не пропадают. В прошлом году такую ей, рыжухе, подлянку кинул – душа радовалась и пела. Праздник ее наиглавный, День Рожаниц, коий дотоле справлялся соборно при великом стечении окрестных племен и родов, объявлен был лишь бабьим, лишь их, рожающих, касающимся. А наиглавным в осеннем ряду праздников – Осенин велено было считать именины Велеса Овинника, бога скота и богатства собранного, в закрома и овины упомещенного. Конечно, совсем Дня Рожаниц не сорвали, но ничего, капля камень точит. Потвора все любит делать соборно и шумно и явно, а Бобич – тайно, келейно, у каждого свои способы, посмотрим, чей будет верх. В Дедославле со дня на день надо ждать княжьей смерти и великой крови, в стороне от той крови стоять резона нет, а для этого дела нужна ему, Бобичу не столько родовая старши́на, сколько градские самостоятельные мужи – бояры́. Роды поддержат Брячеслава-княжича, это же ясно, они берегут свое самомышление и волю, и княгиня для них самозванка полянская. Но за кого будут градские бояры́, это еще вопрос, им родовые законы тоже костью поперек горла, кому охота добычей, в бою кровью добытой, с каждым лопухом деревенским делиться? С бояра́ми надо встать заодно. Известно, чья крепость, тот в округе хозяин. По этому поводу с Радимиром младшим, воеводою градским и с иными бояра́ми градскими много говорено. Зреет яблочко, зреет.