Марк Рабинович - Чудотворцы

Тем временем Ерушалаим рос и богател, возводились новые дома и к некоторым из них он прилагал руку: в городе его знали. Через какое-то время он мог говорить себе, проходя по улицам: "это моя работа, и это тоже…" Вот только немым укором на него смотрели стены Хакры, в которой продолжал сидеть сирийский гарнизон. Теперь он был у себя дома и собирался строить, только строить. Не пришла ли пора подумать об учениках?

Должность главного, и пока, надо признаться, единственного архитектора Иудеи досталась ему по праву. Но ничто не вечно, да и он не вечен, хотя старость пока еще впереди. И все же, он не имеет права оставлять Ерушалаим без строителей. Нет уж, хватит выписывать мастеров из Антиохии. Конечно, коллегию понтификов ему вряд ли удастся здесь организовать, да и не нужно это Иудее, в которой инженерное дело изначально отделено от богослужения. Тем не менее, ученики у него уже есть. Пришлось обратиться к Этнарху, настаивать, и даже поспорить с ним вплоть до криков и взаимных обвинений, хорошо хоть, что Йоханан был отходчив и не злопамятен. Как бы то ни было, после того как Симон решительно встал на его сторону, Натанэль получил наконец свою школу строителей. Он хорошо помнил, как Симон сообщил ему радостную весть в преддверии очень нерадостных событий.

– Молодец, что зашел – сказал тот – Получи наконец свою коллегию и начинайте учится строить. Правда, Этнарха сейчас нет в Ершалаиме, и это меня тревожит. Как ты, наверное, знаешь, он отправился в Птолемаиду. Ох, что-то не по душе мне эта его поездка. Ладно, не будем об этом, все равно уже поздно, что-либо менять.

Предчувствия не обманули маккавея и, после предательского убийства Йонатана, когда Этнархом стал он сам, это не обрадовало ни его, ни Натанэля. Оба скучали по властному, вспыльчивому, грубоватому и, в тоже время, открытому и отходчивому Правдолюбцу.

Симон с сыновьями ходил войной на соседей, присоединял территории, захватил Иоппию и сделал, наконец, Иудею морской державой, к великой радости Сефи. Но теперь все это не интересовало Натанэля. У него были свои заботы – несмотря на тяжелые времена, строительство продолжалось. Правда, пока что строители строят главным образом городскую стену, но зато новая стена возводится из песчаника, а не из саманных кирпичей. Хотелось бы, конечно, использовать более прочный материал, но это было бы неоправданно дорого. Ну что ж, сойдет и песчаник, зато западные ворота будут украшены львиными мордами и ветками винограда, которые так легко вырезать по мягкому камню. Просто любо посмотреть, как Ерушалаим постепенно поднимается из руин, хорошеет с каждым годом. А вот в Давидовом Городище по-прежнему уныло стоят пробитые тараном стены Хакры и ветшают дворец Менелая и дома богатых филоэллинов, сбежавших из Иудеи. Господь с ней, с Хакрой, хоть и своя работа, но не жалко. А вот полуразрушенные дома следовало бы восстановить, Ах какая бы это было славная задача для его учеников. Но новый Этнарх даже не захотел об этом слушать требуя отдавать все силы насущным задачам, таким как строительство стен вокруг Ершалаима, Модиина и Гезера. Натанэля, пришедшего с прошением, он собственноручно выгнал из канцелярии, сопровождая скандал грязными ругательствами на койне и злорадно усмехаясь.

Натанэль никак не мог вспомнить, когда именно строительство перестало его удовлетворять. Нет, он по-прежнему с удовольствием расчерчивал тведыми линиями листы папируса, наблюдал как растут стены, экспериментировал с "опус цементум", выезжал в каменные карьеры в поисках более плотного красного песчаника, подбирал сорта мрамора, изобретал новые краски. Несомненно ему стоило гордиться тем, что все меньше и меньше иудейских женщин толкли муку в ступках. Ведь в предместьях Ершалаима уже несколько лет молола муку спроектированная им мельница, колесо которой вращали ослики, а жернова еще двух мельниц в Галилее вертели забранные в трубы потоки воды. И все же, всего этого ему постепенно становилось мало.

Высокие, прочные стены радовали глаз, но не могли, не умели рассказывать. А он хотел поведать миру то, что помнил и хранил в своей памяти: просверк кривого ножа на площади Модиина, крик "Неверно!" брошенный Иудой под Бейт Цуром, оттенки лазурного в хламисе Никанора, бело-пурпурного толстяка в Сенате, запах пустыни, крик своего первенца, мельницу рук лучника Закарии, Аварана с поднятой вверх секирой, распятого Агенора и многое, многое другое. Такое никак не получалось воплотить ни в камне, ни в мраморе. Это не давало ему покоя и именно поэтому он шел сейчас в здание канцелярии Этнарха, примыкающее как ко дворцу, так и к Храмовому комплексу. Перед украшенным колоннами портиком своей собственной работы он остановился в раздумье.

Посещать канцелярию Этнарха он не слишком любил и тому были причины. Прежний управляющий канцелярией никогда ему не нравился. Подозрение вызывали и его важный вид и манера разговаривать пренебрежительно с посетителями. Впрочем, с Натанэлем он себе такого не позволял, вероятно помня о его дружбе с Симоном. Но однажды управляющий очень неосторожно высказался о Сефи, после того как Натанэль предложил старого вояку на должность сотника храмовой стражи. Эта стража, пояснил управляющий, несет не столь охранные, сколь более сакральные функции, следовательно, стражники должны выглядеть благообразно, а тут этакая страхолюдина. На свою беду управляющий стоял слишком близко, Натанэль не удержался и заехал ему прямо по холеной физиономии. Было это не слишком разумно, но рука, а может и сердце, сработала раньше головы и благообразное лицо управляющего украсил знатный фингал под глазом. В добавок ко всему, пострадавший чиновник оказался недостаточно умен для такой должности и пошел жаловаться к Этнарху. Натанэль неоднократно замечал, что возвысившись, Симон не приобрел кротости и бывал порой злым и резким на язык, причем порой доставалось и самому Натанэлю. Но тут Этнарх не стал тратить лишних слов и лицо бывшего теперь управляющего украсилась еще одним синяком, а Сефи стал сотником даже не подозревая о баталиях вокруг его назначения.

Он теперь редко встречался со своим прежним учителем, но порою вел с ним длинные воображаемые разговоры.

– Ты мечтатель, Натанэль – упрекал он сам себя голосом призрачного Этнарха – Посмотрись в зеркало, вся голова седая, да и борода не лучше, а увлекаешься порой как безбородый юнец.

– Считаешь мою затею баловством? – возмущался такой же воображаемый Натанэль – А я вот думаю, что это поважнее городских стен будет.

– Городские стены нас защищают от врагов. Вот не будет у нас врагов, тогда можно будет подумать…

– Враги будут всегда, ты сам это всегда говорил. А кто будет вдохновлять наших воинов через сто, двести лет? Что если не будет у них тогда своего Иуды? Кто их поведет в бой?