Марк Рабинович - Чудотворцы

– Так ты думаешь…?

– Да! Я уверен! Посмотри вокруг! Эллинисты снова гнут свое, наши хасидеи по-прежнему оторваны от жизни, а мудрецы спорят о вечном, забывая о насущном!

…Воображаемый спор всегда оставался незаконченным. Поэтому сейчас ему опять надо было в канцелярию, в которой теперь командовали совсем другие люди и в которую он подал прошение, судьбу которого трудно было предугадать. Халафта бен Товия, новый управляющий канцелярией хорошо его знал еще со времен битвы при Явнеэле.

– Этнарх в отъезде – огорчил он Натанэля – Но ты не волнуйся, перед отъездом он успел рассмотреть твою просьбу и остался весьма доволен. Да что там, он был просто в восторге от твоего замысла.

– А ты? – спросил Натанэль – Ты что думаешь об этом?

– Мне он тоже по душе. Будь это кто другой, я бы весьма обеспокоился, ведь в таком тонком деле плохое исполнение много хуже бездействия. Но в тебе я уверен.

Натанэль не стал рассыпаться в заверениях, лишь благодарно наклонил голову, ведь они с Симоном давно уже научились обходиться без лишних слов, и к этому же Симон приучил свою канцелярию.

Домой он не шел, а почти бежал, насколько позволял ему полученный в канцелярии Этнарха огромный сверток. Обычно он любил постоять перед дверью в сад, полюбоваться на растущую оливу во дворе, сильно страдающую от Закарии, который полюбил карабкаться на ее ветки, любил посмотреть на Дом и убедиться, что он в порядке и никуда не делся. Но сегодня он только быстро проскользнул во двор и тихонько, почти на цыпочках, прошел в гостинную. Придя домой, он нарочно долго медлил, прежде чем развернуть свою драгоценную ношу. Долго, может час, а может и два, он стоял за пюпитром, не решаясь открыть драгоценный футляр с еще более драгоценным содержимым. Пришла Шуламит, принесла какую-то еду, поставила на стол и тихонечко, на цыпочках ушла в спальню. Забегали и выбегали дети, но он их не замечал, погруженный в свои мысли. Наконец он решился…

Осторожно, предельно осторожно открыв керамический футляр, он бережно вытащил один, только один свиток из безумно дорогого, новомодного материала – пергамента. Наверное, во всей Иудеи не было более таких листов. Осторожно развернув свиток, он прижал его края специально заготовленными плоскими, тщательно вымытыми камнями. Теперь пришла очередь чернил. Их он готовил сам, готовил уже несколько недель, пробуя как они ложатся на дерево, а потом и на куски старого папируса. Но хорошо ли они лягут на пергамент? Этого он не знал и не было никого, кто мог бы ему помочь, только Шуламит, знавшая о его замысле, осторожно выглядывала из спальни, со страхом, восторгом и благоговением посматривая на мужа. Но и она не могла ничем помочь. Никогда ранее он не ощущал себя так, как сегодня. Ему казалось, что вся тяжесть мира, вся мера ответственности, легли сейчас на его плечи. Однако, отступать было поздно, да и не собирался он отступать. Осторожно взяв тщательно очищенный стебель тростника, он окунул его в чернила, промакнул, помахал над сосудом, чтобы, не дай Господь, не упала клякса и, старательно выводя ставшие привычными буквы, написал красивым, как учил его Симон, почерком:

Книга Маккавейская. Глава первая

А снег все идет и идет… Теперь он готов засыпать весь город с его полуразрушенными дворцами, черепичной крышей храма, осевшими стенами и плоскими крышами домов. Казалось, он покроет сплошным слоев все и всех, стирая разницу между бедностью и богатством, между добром и злом, между верой и фанатизмом. Но я знаю, что ему это не удастся. Невзирая ни на какой снег, невзирая ни на какие покровы, мы всегда будем видеть кто герой, а кто предатель, кто мудрец, а кто фанатик, кто честен, а кто лжив. И я знал, что Ариэль думает так же.

Дома, за пюпитром меня ждет последний, еще не испещренный буквами пергаментный свиток. Он поможет мне закончить мою книгу. Многих из тех, кто в ней упомянут, уже нет в живых. Ушли все пятеро братьев Маккаби, все они погибли в бою, хотя и не все в сражении. Теперь правит Йоханан Гиркан, старший сын Симона, он уже провозглашен царем, а не этнархом, теперь у нас независимая держава, от Иордана и до моря. Вот только не все мне нравится в его правлении, но ни к фарисеям, ни к саддукеям я не примкну, помня наставления Симона. Вот кого так не хватает нашей многострадальной стране, а цари и правители всегда найдутся. Но я верю, что "искра" жива, я сам ее вижу в людях, иногда мелким проблеском, а порой, хотя и очень редко – ярким блеском. Сегодня я закончу свою книгу. Многое будет в ней помянуто и еще большее – не будет. Не будут помянуты герои и злодеи, Шуламит и Дикла, Ниттай и Сефи, Никандр и Гордий, Агенор и Доситеос, и еще многие и многие другие. Но все они незримо присутствуют там, между строчками, всех их помню.

Отсюда хорошо видно Давидо Городище, его не могут скрыть медленно падающие снежинки. Там внизу, дом Сефи, а за поворотом холма – мой дом, в котором уже наверное проснулись мои любимые. Они знают, куда я пошел и зачем я пошел, и это произойдет здесь и сейчас, на тропинке под Храмом, как раз там, где некогда стоял столб с распятым Агенором. Мне кажется, что я вижу эту сцену со стороны. На склоне холма, запорошенного снегом, стоят двое: немолодой мужчина, почти старик, и юноша, еще совсем мальчик. Старик разворачивает холстину и протягивает мальчику тускло блестящий длинный меч из темной бронзы. Мальчик осторожно, почти благоговейно принимает оружие и долго, неумело держит клинок двумя руками, потом медленно берется за рукоять.

– Пожалуй – говорит старик – Он еще слишком тяжел для тебя.

Навершие меча ложится так легко, как будто всегда было здесь, упираясь в руку повыше запястья, становясь частью этой руки, утолщая и укрепляя ее. Ладонь услужливо выпрямляется, запястье напряглось и острие меча почти незаметно качается вверх, потом – вниз, потом снова вверх и снова вниз. Указательный палец вытягивается вдоль лезвия, ощущая холод бронзы. Баланс хорош, нужно лишь легкое движение мышц, и вот оружие взметнулось вверх, салютуя чему-то там высоко в небе.

– Нет – отвечает мальчик – Не слишком.

В данном списке приводятся наиболее вероятное звучание на иврите. В скобках указаны греческие и русские варианты. При указании местоположения подразумевается Израиль, в противном случае указана страна.

Антиохия – современная Антакья, Турция

Аскалон – современный Ашкелон

Асдод – современный Ашдод

Бейт Эль (Вефиль) – современный поселок с тем же названием.

Бейт Закария (Вефсахар) – местоположение неизвестно, предположительно, между Иерусалимом и Хевроном

Бейт Тасси (Вефваси) – местопложение неизвестно, возможно в районе современного Иерихона