Иван Азанов - Записки русского солдата

Невысокого роста, но повыше нас обоих, плотный, упитанный, бодрый, поглядывает весело. Спрашивает нас о чём-то, но мы не понимаем его слов. Тогда он стал жестикулировать, показывает, как ехать на лошади верхом. Я понял, что он хочет спросить, не кавалеристы ли мы? Говорю: «Нет, нет». Мотаю отрицательно головой. Он спрашивает: «Канона, канона?» Я с трудом понял, что речь идёт об артиллерии. Я его почти не слушал, у меня своих мыслей полная голова, что же делать? Как его одолеть без шума, потому, как вокруг нас немецкие солдаты занимались сенокосом. Вспоминаю я немецкое отрицание – никс. Говорю ему: «Никс, никс», и показываю ему на левой ладошке двумя пальцами, как немые показывают «пошёл». Он улыбается: «А, инфантери». Я говорю: «Я, я». Он улыбается. Потом маячит рукой: восток и запад. Я понял, он спрашивает, куда мы идём? Показываю – на запад. Говорю: «Матка, матка». «А, матка, матка, гут». Сам улыбается. У меня созрело решение, ведь стоим совсем рядом, и усиленно жестикулируем. Единственное, что можно предпринять в нашем положении, это ткнуть ему пальцами в глаза, а потом задушить!

Товарищ у меня надёжный, не подведёт, не растеряется. Но пока немец не трогает пистолет, не обнаруживает признаков агрессивности. Мы с ним пока мирно беседуем, он улыбается. Я совершенно успокоился, волнения как не бывало, подмигнул товарищу, мол, держись в том же духе. У Аристархова в руках несколько яблок. Фриц показывает на яблоки, спрашивает: «Гут?» Как хвалить дерьмо сытому фрицу? Маячу ему, что надо попробовать. Он шагнул к яблоне, сорвал яблоко, откусил, поморщился. Я ему показываю, что это с яблони – «никс гут», вот, показываю на кучки на полу, вот – «гут»! Он наклонился, поднял яблоко, стал жевать. Сам улыбается, повернулся, и пошёл. Что же, думаю, неужели пронесло? Жду, вот-вот остановится и возьмётся за пистолет. Эх! Упустили такой миг! И опять начал волноваться. Но фриц так и пошёл, и пошёл. Тогда мы снова легли под яблоню, собираем яблоки в кучку. Как будто мы уже видели много таких фрицев, и это не последний. Мы делаем своё дело.

Когда же он скрылся из виду, то нам уже было не до яблок. Мы одним прыжком туда, где были наши. Но там не было никого, только наши мешки, и на них наши карабины. Но где же люди? Пошли искать. Из лесу выйти не могли, вниз тоже не ушли. Пошли вверх. Идём, тихо, осторожно, разглядываем каждый кустик. Но нет, ничего не говорит об их следах, куда же исчезли? Уже недалеко и до конца канавы, и лесок вот-вот кончится. «Ну, что вы, как у вас?» Смотрим вокруг – нигде, никого. Что, не галлюцинации ли это? Показалась голова в траве. Где остальные? Спрашиваем. Все тут! Мы удивились, что так можно слиться с окружающей местностью, что пока не наступишь, не поймёшь, что тут человек. Так миновал ещё один день.

На следующую ли, через ночь ли, идём, поле, чуть на подъём. Впереди на горизонте виден гребень холма, вокруг тишина. Впереди, за холмом едва слышен треск мотоцикла. Вправо крик петухов, слева тишина. Но едва различимо маячит уклон. Идём ещё. Шум мотоцикла в обратном направлении.

Первый раз двигался справа налево, теперь слева на право. Расстояние до него километр-полтора. Вправо от нас остается деревня менее, чем в километре. Слева тихо. Подались влево, идём. Опять шум мотоцикла справа налево. Посмотрели время, не далеко до рассвета. Идти вперёд – не ясно, что там. Выяснить – времени мало. Решили: стоп! На дневку. Куда? Влево? В низину? Или тут, на месте, где есть? Тут пшеничное поле, пшеница сжата конной жаткой. Нажинки не убраны. Поле большое. Нажинки не убраны на большой площади. Остаёмся тут, где есть. Легли под нажинки, уснули, поспали, хорошо отдохнули. Слышим девичьи голоса. Поднялся посмотреть. Идёт группа девочек, подростков, лет по пятнадцать – шестнадцать. Одиннадцать девочек. Побросали свои пожитки, начинают работать. Между нами и деревней метрах в четырестах-пятистах от нас. Мы не даём о себе знать, не мешаем им работать. Наблюдаем. Работают, смеются, потом запели. Часа два работали, потом пошли в низинку группа несколько девочек, что влево от нас, видимо по естественной надобности. И прямо к нам, прошли мимо, дошли до кустиков.

Некоторое время побыли там, идут обратно. И опять мимо, вернее, через наше расположение. И уже прошли нас, тогда мы заговорили. Они остановились, моргают глазёнками, и ничего не поймут. Стоят, молчат. Потом заговорили. Мы их засыпали вопросами, они охотно отвечали, что в их деревне небольшой гарнизон немцев. Размещены в здании школы, что пока не зверствуют. Что перед нами на берегу Дона большая станция Верхняя Боровская. Что вверх по Дону город Серафимович, до него километров пятнадцать. Мы попросили их, если сможете, принесите что-нибудь покушать, и уж обязательно, табачку. Девчата ушли, мы остались на прежнем месте, и наблюдали за ними и за деревней. Они собрались все в кружок, долго совещались, потом четыре девушки пошли в деревню. Часа два пошло, они всё не появлялись. Мы уже стали беспокоиться, не случилось ли что с ними не доброго. Но всё обошлось хорошо. Они притащили две бельевых корзины съестных припасов, сверху закрыли их зелёными листьями махорки. Под вечер, они и мы уселись в кружок и долго беседовали на разные темы.

Особенно об исходе войны, это девчонок волновало больше всего. Мы их успокаивали, что война закончится нашей победой, что немцы у вас ненадолго, что мы скоро вернёмся, и не так, как сейчас, а победителями. К концу беседы мы считали их родными, или давнишними друзьями. Они, кажется, точно так же, так что не хотелось расставаться. Но надо было двигать, цель была близка. С наступлением темноты мы двинулись левее от деревни километра на полтора. Немцы, против своего обыкновения, сидели тихо, и даже ракетами не тревожили ночную мглу. Почему так, я и сейчас не могу объяснить. Потому мы не поняли, когда прошли их оборону, и прошли ли, мы только поняли к вечеру следующего дня. Получилось это вот так. Когда мы отошли от деревни, шли ровным полем, наткнулись на глубокий овраг. Высота берегов метра четыре, а то и более, берега очень крутые, сыпучие. Если бы вздумалось выбраться из него, то без труда этого не сделать бы, ни в одной точке по всей длине оврага.

Направление оврага примерно с запада на восток. Мы решили им воспользоваться. Спустились на дно оврага и обычным походным порядком зашагали вдоль по оврагу. Шагали, шагали, и вот, перед нами равнина. Совершенно ровная местность, как стол. И вправо, и влево от нас, насколько можно видеть, равнина. Впереди тёмная полоса, или лес, или ещё что, не ясно. Позади гряда бугров, довольно высоких, но горой не назовёшь. На равнине сравнительно далеко видно, почва под ногами не паханая. Луг, или выкошенная, или вытравленная скоту трава. Если бросить спичку, то без труда её можно найти. Ну, мы по этой равнине проскочили быстрым шагом к темнеющей впереди полосе. Дошли до кустарников. Потом отыскали проход между кустов, вышли к воде. Узенький участок воды, метров сто пятьдесят шириной, за ним песчаный берег дальше от воды, поросший кустарником. А дальше тёмная полоса, скорее всего, леса.