Иван Азанов - Записки русского солдата

Так мы там и находились до того дня, когда командир батареи отдал приказ: отключить телефон, и бегом явиться на батарею. Не помню число, но это был день начала летнего наступления немцев, летом 1942 года. Телефонная связь была сделана не из телефонного кабеля, а из голой двухмиллиметровой проволоки, подвешенной на деревьях. Потому не надо было терять время на сматывание, отключение аппарата и бегом на батарею, километров около пяти. Когда мы прибежали на батарею, она стояла на поляне в походном порядке. Комбат, лейтенант Игнатов, приказал нам с товарищем устроиться в кузове трактора НАТИ-5, на котором он ехал и сам. Только мы уселись, и батарея тронулась в путь. Где и как, и по каким дорогам ехали, у меня мало что осталось в памяти.

Доехали благополучно до станции Кременная, на Донбассе. Заняли огневую позицию. Но вот не помню, дня два или три тут стояли и вели огонь довольно часто по нескольким целям. Но где и что за цели, я не знаю, по той причине, что я находился на огневой позиции дежурным телефонистом. И ни разу не был на наблюдательном пункте. Потом получили приказ – сняться с огневых позиций и отходить через Старобельск и Ворошиловград. Наша основная тяга тихоходная, потому мы двигались и ночью и днём, а расстояния прибывало мало. Наш НАТИ-5 имел большую скорость, но мы держались с остальной батареей, потому двигались так же медленно. Наша техника представляла из себя огромную мишень. Трактор, зарядный ящик и гаубица. Это поезд метров двадцать в длину. А когда их четыре друг за другом, потом небольшой разрыв, да ещё четыре, и так целый двухдивизионный полк в шесть батарей. Привлекли внимание немецкой авиации. Она громила нас несколько дней. Много техники вывела из строя.

Часть техники выходила из строя от поломок. Потом добавилось ещё одно лихо: оторвалось снабжение горючим. И так мы на своём НАТИ-5 оказались севернее или северо-западнее Миллерово, на полях в степи, километрах в восьмидесяти от Миллерово. Кончилось горючее и рассыпались подшипники одного из катков правой гусеницы. Километрах в трёх была усадьба МТС. Мы там обшарили все углы и закоулки, но не нашли не подшипников, ни керосина. В зарядном ящике у нас было четыре снаряда. Пока мы лазили вокруг да около своей техники, над нами пролетали немецкие транспортные самолёты очень низко, мы вначале не обращали на них внимания, занятые своими заботами. Потом, когда выяснили, что шансов нет, стали оценивать окружающую обстановку. Тогда пригляделись, куда же летят самолёты. Оказалось, что впереди нас немецкий полевой аэродром, и они садятся на него, от нас километрах в пяти.

Мы решили эти последние четыре снаряда выпустить по аэродрому, потом нашу гаубицу на руках скатить под откос в болотину. Трактор подорвали связкой гранат. Разобрали пожитки и двинулись пешком вперёд на восток. Обошли немецкий аэродром слева, т.е. севернее. Наших других орудий, и вообще остатков нашего полка поблизости не было. Других войск в этот день тоже не встретили. Шли степью, напрямую, без дорог. Ночевали в степи. На следующий день набрели на какой-то населённый пункт, который был занят нашими войсками. Но обстановку уяснить нам не удалось, где наши, где немцы, куда можно идти, куда нельзя, ничего не было понятно. Поняли мы одно, что наши собираются идти на прорыв, вслепую, без разведки.

Мы посовещались с лейтенантом, идти ли со всеми вместе, или воздержаться в виду того, что шансов на успех очень мало. Да и войско наше немногочисленно, и плохо вооружено. К тому же, все из людей разных родов войск, и с разных частей и подразделений. Не подчинённых кому-то одному. Я настоял воздержаться от активных действий. Вечером, с наступлением темноты, мы ушли из населённого пункта, на высотку, которая господствовала над окружающей местностью. Расположена она от населённого пункта на расстоянии километра. На высотке был посеян овёс, ростом около полуметра. Мы решили провести на этой высотке день и остаток этой ночи, с целью выяснить обстановку. Ночью же выяснилось, что на северо-востоке от этой высотки, на расстоянии около километра проходит видимость линии обороны немцев. Во все другие направления такая линия лежит на большем расстоянии, километров до пяти и более. В эту ночь двинуться через эту линию мы не решились, потому, как далеко не всё было ясно.

Перележали мы день на этой высотке под палящими лучами солнца, без пищи и воды. К вечеру, когда село солнце, то мы едва держались на ногах. Мучила страшная головная боль. Но обстановка была вполне понятна. Прорваться нашим не удалось и во второй половине дня, под нажимом немецких танков, наши сложили оружие. Под конвоем танков вышли колонной из села на запад. Численность сдавшихся человек 300, или 400, а может и больше. В селе осталось много лошадей, видимо тут была какая-то кавалерийская часть. Техники же осталось очень мало. За ночь мы засекли точки, где одна за другой вспыхивали немецкие ракеты, в том направлении, куда мы намеревались двинуться. Днём же выяснили, что эти точки расположены на высоких точках местности на расстоянии от 300 до 500 метров друг от друга. Определили, между которыми двумя точками мы пойдём. Оставалось подготовить людей, а нас было шестнадцать человек:

Комбат, лейтенант Игнатов, старший сержант Муссахранов, командир отделения разведчиков, санинструктор Маруся, фамилии не помню. Командир орудия, замполитрук, украинец, фамилию тоже не помню. Остальные рядовые. Боевой расчёт в полном составе. Мы с товарищем – телефонисты, и тракторист. По национальности тоже разных национальностей. В основном, правда, русские да украинцы. Один казах, здоровый парень, по-русски говорил плоховато, но понимал отлично, и вообще был компанейский парень. Украинцев было восемь человек. Комбат родом из Белоруссии, но русский. Мой товарищ, телефонист, Аристархов, имя и отчество не помню, это отличнейший, надёжный товарищ, безупречный солдат. Родом из Орджоникидзевского края. В подобной обстановке, т. е. в тылу у немцев не был. Кроме меня никто не был.

После того, как на наших глазах колонна наших солдат подалась в плен, у многих из нашей группы поколебалась вера в то, что мы можем избежать этой участи. Все повесили носы. Разговаривали мало, неохотно, каждый был занят своими мыслями. Большинство, видимо, думали о том, как же быть, что же делать? Мне пришлось немало поработать языком. Шутками, да балагурками, отвлечь людей от тяжёлых дум, и помаленьку вселять надежду на благополучный выход из этого незавидного положения. Когда наступила темнота, все поднялись на ноги, готовые идти вперёд. Я заставил всех, без исключения, по очереди попрыгать. У многих при этой процедуре обнаружилось, у кого в кармане, у кого в вещевом мешке различные погремушки.