Виктор Сбитнев - Совсем другая история

Нынче завершается Год кино. Ещё один сегмент очередной кампании. В связи с этим, на съёмки новых фильмов из бюджета выделили весьма крупную сумму, львиная доля которой ушла главному кинематографисту страны Никите Михалкову, который первого декабря прямо в Георгиевском зале Кремля (видимо, в порядке благодарности?) заявил по ТВ о том, что российскому правительству следует принимать самые глобальные экономические программы… сроком лет на пять! Знаете, я сразу вспомнил про советские пятилетки и о программе бывшего председателя нашего футбольного союза Виталия Мутко, который, не сказав ничего конкретного о наших видах на чемпионат мира 2018 года, заявил, что всё сделает для того, чтобы российские футбольные клубы не то в 2022 – не то в 2024 году вошли в элиту европейского футбола. Думаю, что это ещё одна кампания, за результаты которой, если принять во внимание сроки, отвечать будет некому! Как и за пятилетние программы по экономике, потому что за это время их разработчиков либо куда-то переведут, либо отправят в отставку, либо, что вернее всего, посадят.

А закончить мне бы хотелось опять-таки на «имперской» ноте, ибо она всегда есть логическое завершение всех кампанейских прелюдий. Именно о необходимости всем нам взращивать в себе имперское мышление постоянно говорит неожиданно ставший вдруг сегодня телезвездой главный редактор газеты «Завтра» Александр Проханов. Тоже, кстати, в рамках указанной мною в самом начале пропагандистской кампании: теледебаты по поводу вздорной Украины, двуличной Европы и коварной Америки проходят нынче каждый день почти на всех каналах ТВ. Так вот, Александр Андреевич, считая создателя советской империи Сталина не только великим, но и, по большому счёту, справедливым, призывает максимально активизировать нашу нынешнюю имперскую политику. При этом он постоянно вспоминает своё овеянное советской романтикой прошлое 60 – 70-х годов. В ту пору, где только ни были наши военные и гражданские специалисты, кому мы только ни помогали! И Восточной Европе, и в Латинской Америке, и Кубе, и Африке, и Южной Азии, и Китаю с Индией. Жалко, что на Луну первыми успели капиталисты, а не мы с красным флагом и… гуманитарной помощью! А то бы такую там кампанию отчубучили! А я, глядя на этого упёртого, преуспевающего при всяких кампаниях человека, всё время вспоминаю своё родное село шестидесятых годов прошлого века. Был я тогда мальчишкой, бегал босиком по улице и помогал бабушке делать припасы на зиму. А ещё меня нередко посылали в сельмаг за хлебом. Привозили его из райцентра как придётся: то утром, то после обеда. Словом, очередь приходилось занимать сразу после открытия магазина. Часто стояли по нескольку часов в тесном неуютном пространстве, обдавая друг дружку запахами навоза и немытого тела. Давали на семью по полбуханки, многодетным – целую! Хлеб был только ржаной (за белым ездили в район или пекли сами), походил он на бурое сами догадайтесь что… Я помню тянущиеся к этим клейким половинкам скрюченные руки пожилых крестьянок (всю свою жизнь растивших хлеб!), трясущиеся от страха не успеть. И так – каждый день! Когда мать забрала меня к себе в город, я долго не мог привыкнуть к тому, что вот так запросто могу пойти в булочную и купить целый батон божественной булки, мягкой, душистой и даже с изюмом. Иногда, пока нёс её домой, я съедал по дороге половину. И ещё я помню, как мы, деревенские мальчишки, считали самым знатным лакомством кусок чёрного хлеба, посыпанный сверху сахарным песком. Я на всю жизнь запомнил, как Славка Шельмёнкин, сухой, как тростина, безотцовщина из многодетной семьи, просил у высокого подростка, сына местного чудом уцелевшего на фронте, однорукого председателя сельсовета:

– Длинный, дашь, бл…, хлеба? Век не забуду! Это было в поволжской деревне самой сильной, помогавшей всему миру советской империи.

О пользе склонения числительных

Недавно, давая пессимистичным согражданам очередную установку на позитив, министр финансов России Антон Силуанов всё никак не мог правильно произнести череду наиболее часто употребляемых числительных типа «пятьсот». А говоря более конкретно, он неправильно их склонял. Например, переводя вышеуказанную цифру в родительный падеж, он, мучительно напрягая память, повторял раз за разом: «Пятиста» да «пятиста»… Мне даже классическая сценка из басовского «Бега» (экранизация пьесы Мих. Булгакова) вспомнилась, в которой бежавший в Париж русский толстосум учит своего слугу французскому произношению фонемы «жё»: «Скажи «жжё», Антуан!», а тот в ответ всё «Жоп» да жопп…», ибо, по всей видимости, даже в родном русском знал на «ж» всего одно слово. Предположительно, у Антона Силуанова словарный запас куда богаче, но он – министр финансов, то есть, прямо говоря, главный в стране по цифрам, а… склонять их не умеет. «Пятисот, Антуан!» – безнадёжно пытался я вразумить своего министра, но он уже перешёл к более сложному ряду цифр.

Разумеется, многим из нас свойственно ошибаться – например, возле магазинной кассы при расчёте за уложенные в корзину продукты или при внесении удобрений на собственной даче, или, наконец, при занятии с сыном-внуком правилами склонения числительных. Но как причины, так и следствия этих ошибок носят сугубо личностный, так сказать, локальный характер: сам по нерадивости своей ошибся – сам и получи! Но тут – совсем другое дело! Ибо если «самый умный» министр русского правительства по имени Антон невольно ассоциируется с киношным образчиком русской необразованности Антуаном, то невольно начинаешь присматриваться и к главам иных российских министерств, ведомств, а также к спикерам, депутатам, членам Совета Федерации и прочим господам из многоликого президентского окружения, включая лёгкого на партийно – патриотические пассажи премьера – типа «Денег нет, но вы держитесь!».

Один действительно очень умный русский человек сказал на века: «Язык – одежда всех фактов». И никто из «великих» за сто лет с ним даже не пытался спорить: ни Ленин, ни Сталин, ни Хрущёв с Брежневым, ни Горбачёв с Ельциным. И лишь в двадцать первом веке у нас, похоже, исподволь назрела реформа не столько наших дел (фактов), сколько того, что нам наши «великие» говорят, и как сие, вылетевшее в мир из их благословенных уст (язык), надлежит воспринимать. О президенте Путине много не скажу, но, изучив за короткое время десятка полтора аналитических статей о «реализации» его указов и обещаний, должен заметить, что дошедшая до нас от петровской поры логическая пара «слово и дело» отдыхает. И ладно, что из декларированного первым лицом сделано немногое. Смущает другое: сделано как раз то, чего президент указывал не делать категорически! Вот вам и один из основополагающих постулатов текущей в туне языковой реформы: если сказали «белое», то следует разуметь «серое», а если настаивают на «красном», то следует ориентироваться на «голубой» или какой-либо ещё нетрадиционный подход. Вне всякого сомнения, логическим венцом этих речевых опытов стало президентское обещание всем нам достойной смерти и Рая небесного, а потенциальным врагам России, к коим нынче, обобщённо говоря, относится большая часть цивилизации, – участи падшей скотины. Остаётся либо крепить свой дух горбачёвскими «альтернативы нет» и «процесс уже пошёл», либо успокаиваться рассуждениями президентских пресс-секретаря и помощников о метафоричности и иносказательности наиболее удачных высказываний первого лица страны. То есть буквально: если президент говорит о гиперзвуке, который нынче есть только у России, то жди падения с небес признанного стопроцентно надёжным ещё пятьдесят лет назад «Союза». Если президент берёт на себя ответственность за предложенную правительством и проголосованную Госдумой пенсионную реформу, то, стало быть, она стопроцентно сыра, ибо сработана преимущественно на европейском и московском «опыте», основанном на постоянном росте продолжительности жизни. Об этом в центральной России даже «заводиться» нелепо. Во-первых, согласно статистике, у нас в Костроме половина мужчин вообще не доживает до шестидесяти, таким образом, всю свою жизнь отчисляя часть заработанных при жизни денег на пенсии не себе родному, а «тому парню». Поэтому официальные ссылки на нехватку текущих перечислений в пенсионный фонд не выдерживают никакой критики. А во-вторых, достаточно пойти на любое свежее кладбище, где на каждом шагу станут попадаться тебе типовые могилки русских мужиков, которым на момент опускания их на земное дно исполнилось от шестидесяти до шестидесяти пяти. Семьдесят пять – восемьдесят лет – редкое исключение. Поэтому продление пенсионного возраста для российских мужчин до шестидесяти пяти лет, по сути, является фактом лишения их пенсии как таковой. И никакой язык, даже путинский, не в силах убедить в обратном. А отсюда очевидно как ошибки с числительными, так и суетливая реформенная спешка, как будто нельзя процесс повышения этого пенсионного возраста растянуть лет этак на пятнадцать – двадцать, сделав его тем самым практически незаметным.