Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Но если политические воззрения самого князя не отличались радикальностью и были скорее консервативны, то его деятельность в качестве попечителя имела далеко идущие последствия, которых сам он никак не мог предвидеть. Тогдашний министр внутренних дел П. А. Валуев в одном из примечаний к своему «Дневнику» пишет: «При нем (то есть при Г. А. Щербатове. – А. И.) начались сходки студентов, внутренняя организация псевдоблаготворительных кружков и тот ряд превратных понятий, который обращал недоучившихся студентов в литературных и даже политических деятелей».

Ему вторит А. В. Никитенко: «В университете дела идут дурно. Князь, очевидно, добивается популярности… Вместо того чтобы побуждать молодых людей учиться, он поощряет их быть журналистами и тратить время на пустяки, что в конце концов может вредно отразиться на них самих и иметь пагубные последствия для всего сословия и заведения».

Известно, что дети идут дальше отцов, и в этом смысле Щербатов, сам того не желая, способствовал появлению либерального, а затем и радикального студенчества, усердно расшатывавшего основы монархического строя, коему сам князь был душевно предан.

После смерти Григория Алексеевича домом продолжала владеть его вдова, скончавшаяся в преклонных летах в 1905 году, а затем он перешел по наследству к их дочери А. Г. Толстой. Ей и суждено было стать последней владелицей «палаццо на Моховой».

Тот, кто пожелает посетить его сегодня, увидит картину обычную для большинства бывших особняков, отданных под коммунальные квартиры: загаженная парадная, пропитанная жутким запахом отхожего места, облупившиеся стены, выщербленный пол… Незначительные следы былого в виде сохранившейся печи слева от входа, ажурных металлических перил да лепной розетки вокруг крюка высоко под потолком, откуда некогда свешивалась люстра, лишь усиливают общее тягостное впечатление нищеты и разрушения.

Да, дети пошли дальше отцов. Но, кажется, дальше уже некуда?

Начиная с 1840-х годов на лучших улицах Петербурга стали вырастать особняки в необарочном стиле: Растрелли опять вошел в моду. То, что еще недавно казалось странной причудливостью и чуть ли не безвкусицей, вновь стало радовать взор, утомленный однообразием «классических» фасадов с неизбежными портиками и треугольными фронтонами. У зажиточных слоев общества обнаружилась тяга к роскоши, а вместе с ней и к «архитектурным излишествам».

Дом № 10 по Моховой улице. Современное фото

В 1854 году участок купца Вахрушева на Моховой улице приобрел ротмистр Кавалергардского полка, флигель-адъютант граф А. П. Шувалов, пожелавший на месте стоявшего там ветхого двухэтажного домика выстроить богато отделанный дворец в новейшем вкусе.

А. П. Шувалов

Первоначальный проект, составленный военным инженером Г. Е. Паукером, не совсем удовлетворил заказчика, и четыре года спустя он поручил внести в него кое-какие поправки академику архитектуры Л. Феррацини. Тот изменил некоторые детали фасада и рисунок металлической решетки ворот, а кроме того, добавил навес над парадным входом, – вот, пожалуй, и все.

К 1859 году дом был готов. Трехэтажный, с пилястрами большого ордера и лепными украшениями над окнами второго этажа, он отдаленно напоминает палаты столичной знати, возводившиеся в середине XVIII века, но лишь напоминает, не имея их очарования. Цокольный этаж с суровым рустом выглядит слишком массивным, монументальным, и это впечатление не может смягчить показная игривость наружного декора.

А теперь познакомимся поближе с хозяином особняка. Граф Андрей Павлович Шувалов (1816–1876) сыграл важную роль в истории российского земского движения, иными словами – в развитии органов местного самоуправления.

Смолоду жизнь графа не лишена была некоего романтического оттенка. Правнук елизаветинского сподвижника П. И. Шувалова, он провел детские и юношеские годы по большей части за границей, в тепличной атмосфере богатства и роскоши, получив домашнее воспитание под руководством многочисленных бонн и гувернеров. Его мать Варвара Петровна – урожденная княжна Шаховская – рано овдовела, оставшись с двумя малолетними сыновьями – Андреем и Петром. Официальным опекуном назначен был близкий друг их отца М. М. Сперанский. Он лично следил за образованием своих подопечных и сам подбирал для них учителей.

В. П. Шувалова

В 1826 году графиня вторично выходит замуж, на сей раз за швейцарского уроженца А. Полье, но после четырех лет счастливого супружества вновь надевает вдовий траур. Три года она оплакивает горячо любимого мужа, уединившись в своем пригородном имении Парголове, а затем, забрав сыновей, уезжает за границу. С 1834 года начинают витать слухи о ее очередном браке с будущим сицилийским посланником в Петербурге князем Бутера ди Ридали, женой его она действительно становится два года спустя.

Андрей был против третьего замужества матери. О. С. Павлищева пишет по этому поводу мужу 12 сентября 1835 года: «Полье… выходит наконец замуж за итальянца – не графа, но очень богатого, Бутера; она принимает поздравления. Ее сын… так этим удручен, что уехал на Кавказ и поступил в армию». Впрочем, существует предположение, что Шувалов отправился туда не добровольно, а был сослан Николаем I за какую-то неизвестную провинность.

Юный граф начинает службу подпрапорщиком в Грузинском гренадерском полку, но в том же 1835 году его переводят юнкером в Нижегородский драгунский полк. Он участвует в боевых действиях против горцев, получает ранение и награждается знаком отличия Военного ордена [22] Учрежденный в 1807 году для награждения солдат и унтер-офицеров серебряный номерной крест (без обозначения степени) на Георгиевской ленте. . Спустя два года, опять же за отличие, Шувалова производят в первый офицерский чин прапорщика, а в 1838-м он прикомандировывается к лейб-гвардии Гусарскому полку и прибывает в Петербург с солдатским Георгием в петлице, окруженный романтическим ореолом воина, пролившего кровь на поле брани.

Еще на Кавказе происходит его знакомство со служившим в том же полку М. Ю. Лермонтовым, придавшим, по мнению современников, Печорину некоторые черты характера и даже портретное сходство с Андреем Шуваловым. В столице они вновь оказываются однополчанами, вместе посещают салон Карамзиных, а кроме того, входят в так называемый «кружок шестнадцати». О последнем до сих пор известно далеко не все.