Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю [litres]

Такая механизация, сберегающая труд и время, означала, что впервые в истории изготовление ткани забрали из рук и домов и передали станкам и фабрикам [299] Тем не менее важно помнить, что даже на пике промышленной революции британское механизированное производство ткани было каплей в море в мировом масштабе. В 1800-х гг. китайские прядильщики и ткачи производили в 420 раз больше хлопка, чем их британские коллеги. . Для промышленников и торговцев это, разумеется, имело финансовый смысл. Если индийским прядильщикам требовалось 50 000 часов, чтобы вручную превратить 100 фунтов хлопка-сырца в нить, то прядильная машина выполняла эту работу за пятую часть этого времени. Стоимость пряжи и ткани с этого момента пошла вниз, позволяя европейским тканям конкурировать на международном рынке. Британия больше других вкладывалась в новую технологию для производства хлопка. К 1862 г. страна стала домом для двух третей прядильных машин всего мира. Примерно от 1⁄5 до ¼ ее населения были заняты на этом производстве, и почти половину ее экспорта составляли ткани и пряжа. В 1830 г. фунт британской пряжи № 40 (тонкая нить) был в три раза дешевле своего индийского конкурента. В конце концов она стала настолько дешевой, что индийские ткачи покупали и использовать нить, «вернувшуюся» из Англии [300] Beckert, «Empire of Cotton», Beckert, Empire of Cotton pp. 65–67, 80. .

На переработке и торговле хлопком делали состояния. Сэмюэл Тачетт превратился из манчестерского производителя хлопковых тканей в богатого и влиятельного члена парламента и политического деятеля, способного отдать 30 000 фунтов стерлингов на государственный заем в 1757 г. Его богатство и карьера в большой степени основывались на производстве клетчатой «гвинейской ткани» для африканского рынка рабов [301] Годы спустя он неосторожно приложил руку к американскому восстанию – посоветовав Чарльзу Таунсенду, канцлеру казначейства, ввести налоги, которые сильно разозлили американцев. Thomas, pp. 285–286, 249, 282. . Его родной город тоже процветал, пусть даже множившиеся мануфактуры выбрасывали в небо над ним все больше смога. Алексис де Токвиль, французский дипломат и общественный критик, посетил город в 1835 г. и дал ему парадоксальную оценку. «Из этой клоаки, – написал он, – вытекает чистое золото» [302] Tocqueville, p. 306. .

Единственным ограничителем этого прилива богатства были поставки хлопка-сырца. Бо́льшую часть своей истории возделывание хлопка было дополнением к семейному доходу. Фермеры сажали хлопок наряду с другими культурами, как правило продовольственными, что уберегало их от риска: если одна культура пострадает от вредителей или природных катаклизмов, другая уцелеет и обеспечит их. И если урожай хлопка погибнет полностью, они смогут по крайней мере прокормить себя. Этот подход был разумным для индивидуальных фермеров. Но это же означало, что превращение хлопкового линта в материю осуществлялось в малых количествах, без координации усилий и в зависимости от других хозяйственных приоритетов и сезонных работ. Ткачи и прядильщики регулировали время и стоимость своей работы, даже если часть ее уходила на оплату налогов и долгов. Это не соответствовало интересам колониальной политики. Для фабрик, вечно жаждущих хлопка, требовались крупные фермы, на которых выращивался бы только хлопок, подходящий для дальнейшей переработки и превращения в ткани, чтобы обменять его на деньги и рабов. Ткацкие фабрики в Манчестере и в других местах работали эффективно только в том случае, если поставки хлопка были регулярными. До 1780-х гг. достичь этого можно было, только привозя хлопок со всего мира. Ливерпульские доки захлебывались от хлопка из Индии, Леванта, Вест-Индии и Бразилии [303] Beckert, Empire of Cotton , pp. 15, 45. .

4 марта 1858 г. демократ из Южной Каролины Джеймс Генри Хэммонд взял слово в Сенате Соединенных Штатов и произнес речь, которую помнят до сегодняшнего дня. «Стала бы любая нация в здравом уме, – спросил он, – начинать войну с хлопком?.. Англия рухнет и увлечет за собой весь цивилизованный мир, кроме Юга. Нет, вы не посмеете воевать с хлопком. Никакая сила на земле не смеет воевать с хлопком. Хлопок – король» [304] Hammond. .

Применение силы, чтобы добиться уступок у того, кто слабее вас, было знакомо Джеймсу Генри Хэммонду. Пятидесяти одного года от роду, лысеющий, с двойным подбородком, он оставался социальным парией вопреки его положению в Сенате. Пятнадцатью годами ранее выяснилось, что он соблазнил четырех своих племянниц-подростков (их репутация была испорчена, ни одна из них так и не вышла замуж). На его плантации уровень смертности был необычно высоким. За десять лет, с 1831 по 1841 г., там умерли семьдесят восемь рабов – более четверти тех, кого он унаследовал от своего отца. У него были длительные отношения с Сэлли Джонсон, восемнадцатилетней рабыней, которую он купил, и с ее дочерью Луизой, как только той исполнилось двенадцать лет. Обе родили ему детей, и все они оставались рабами. «Во всех социальных системах должен существовать класс слуг, – сказал он в той же речи своим коллегам по Сенату, – чтобы исполнять тяжелую работу… К счастью для Юга, здесь найдена раса, пригодная для этой цели, и она под рукой» [305] Он писал об этих отношениях в письме к сыну в 1856 г., рекомендуя после его смерти обеих женщин и их детей, которые были от него, держать как рабов «в семье». Эта ситуация, по его мнению, «будет их счастливейшим земным состоянием. Я не могу освободить этих людей и отправить их на Север. Это было бы жестоко по отношению к ним». Bleser, pp. 286, 19; Rosellen Brown, «Monster of All He Surveyed», p. 22. Hammond. .

По оценкам 1862 г., четыре года спустя после речи Хэммонда о короле-хлопке по всему миру двадцать миллионов человек – один из каждых шестидесяти пяти человек – участвовали либо в торговле хлопком, либо в его выращивании и превращении в ткань. Когда Хэммонд говорил о хлопке, хлопок-сырец составлял более 60 % общего объема американских товаров, отправляемых за границу, и Британия, как он и сказал, оказалась в безнадежной зависимости от этих поставок. К концу 1850-х гг. почти 80 % хлопка, потребляемого в Британии, поступало из Америки [306] Bailey, p. 40. .

Хлопок выращивали в Америке еще до того, как нога европейца ступила на эту землю. Одной из причин, по которым Христофор Колумб был настолько убежден, что приплыл в Индию в 1492 г., хотя на самом деле он пришвартовался на Карибах, было то, что на островах было полно кустов хлопчатника. После первой встречи с араваками, мужчинами и женщинами, он записал в судовом журнале: «Они принесли нам попугаев, шарики хлопка, копья и многое другое». На Франсиско Писарро, доплывшего в 1532 г. до империи инков – туда, где сейчас находится Перу, – произвело впечатление качество текстиля, который там производили. Он заметил, что ткани «намного превосходят все, что приходилось видеть, тонкостью текстуры и мастерством, с которым были смешаны различные цвета» [307] Beckert, Empire of Cotton , pp. 9, 8; quoted in Zinn. .