Лея Старцева - Апология

– Ша! Довольно! – не отворачиваясь от деревянной стенки, произнес. – Фимы нет дома.

Девочка, вероятно, опешила. Стучание об пол крохотных ножек прекратилось, крики умолкли. Образовалось молчание. Оно накрыло огромным куполом мальчика, на несколько секунд обособив от реального мира. От стыда, взвалив на себя все образовавшиеся проблемы, Яша не мог повернуться, посмотрев в глаза, рассказать о смерти собаки. Его неуверенность, прежде отражавшаяся только на однокашниках, теперь перенялась и на общение с сестрой.

– Ты отпустил ее гулять? Совсем одну? – голос Иды задрожал, больше совсем не походил на привычный ей уверенный тембр, но она еще не понимала всей сути ситуации. – А коли в лес убежит?

– Она сама ушла, – не ожидая от самого себя, соврал. – Еще ночью, а под утро совсем пропала.

– Пойдем звать ее? Поди вернется, не глупая.

По телу мальчика побежали мурашки. В голове начали строиться легенды и множество историй, кои тот мог рассказать, исход которых сделал бы его вышедшим из воды сухим. Людей в то время учили, будто правда и честь – закон честного человека. Этого же мнения придерживался Яша, считая, что любая ложь однажды вскроется. Но тогда эти мысли ушли куда-то вглубь. В этот раз решив поразмышлять о последствии следующих действий, пришел к мысли, мол, если все узнают правду – Мария Федоровна больше никогда не уедет к своему без пяти минут жениху, а значит, детям навек придется остаться в родной, но столь наскучившей избе.

С той минуты он чувствовал, как превращается в самого двоякого, сотканного из противоречий человека. Казалось бы, вопрос простой. Врать или сказать правду? Станет ли это правдой во благо? Он прекрасно понимал, что взвалит на себя ответственность не только за мать, но и за сторожевую собаку, а уж если все-таки в деревне поселился столь жестокий человек – все усилия стоит приложить только на охрану сестры и себя самого. Вера в то, что от жизни в полупустом поселении вскоре не останется следа в ближайшее время, уверил себя в том, что стоит ступить на эту тропинку. Возможно, Мария Федоровна и не поменяла бы своего отношения к частичному одиночеству детей после гибели Фимы, а наоборот, посчитала, будто ее смерть нельзя сравнивать с человеческой, совсем не разделяя душевных терзаний своего сына. Не многие так же серьезно относились к животным, считая Фиму обычной шавкой. Для Яши она была гораздо большим, большим инда чем друг, настоящий член семьи.

Остановившись на том, чтобы умолчать как о гибели собаки, так и о ворвавшемся мужчине, подумал, что это единственное лучшее решение. Таким образом, Ида горевать не будет, не станет волноваться о возвращении нападающего, а мама продолжит производить свой план в действие. Все останется на своих местах. Все, кроме Фимы. Яша хотел чувствовать себя спасителем, которому пришлось принести в жертву близкое душе существо, а грабитель не станет воротиться, испугавшись беспощадного удара. Своим маленьким сердцем, верил, будто мужчина побоялся молодцеватого защитника, а затем удрал в страхе. Кто знает как было? Но в его голове все выглядело именно так. Ощущал, будто постарел на десяток лет где-то внутри, а его солдатская цель стала ближе. Но этот случай не тот, которым стоит гордиться – наоборот, нужно было его спрятать куда-то вглубь.

С неизменимым вялым настроением, брат с сестрой направились на «поиски» собаки. Ее звали тут и там, опрашивали соседей, но те лишь пожимали плечами. Это наводило на удивление Яшу, ведь если побег Фимы для многих малозначимая вещь, то такую громилу, посетившую прошлой ночью семью, невозможно было не заметить. Неужели и правда все спали? Больше ни к кому не наведался? Это, бесспорно, хорошо, но бесконечно странно. Задавая вопросы людям, мальчик краснел, в основном стоял за сестрой, слушая ее речи, внутри все сильнее вяло. Как бы Ида не тянулась заглянуть в лес, брат все время твердил о волках, кабанах и медведях, о том, что в целом туда соваться не надо. Смышлёная девчонка не до конца верила в байку, что Фима в один миг могла собраться, словно как обиженный человек, а после уйти из дома. Сколько бы доверчивости с наивностью не жило в светлом, еще не запятнанным гнилым миром, ребенке, она ощущала некий подвох, но никак не могла озвучить в слух. Пол дня ушло только на то, чтобы провести допрос среди населения, но однозначный ответ совсем не утешал. Пришлось вернуться домой, но никто не плакал. Яша сдерживал себя, а Ида верила, что любимица рано или поздно вернется. В ожидании она провела всю зиму, каждый раз гуляя по протоптанным тропинках, согревая красные от мороза руки. Эти три месяца были тяжелые не только морально. Холод достигал 28 градусов по Реомюру.

Веры этой хватало ненадолго, а после возвращения матери, отсутствующей всего неделю, она совсем пропала. Яше становилось сложнее молчать, но взрослея, он понимал, что слезам и правдой беде не поможешь. Фиму уже не вернуть. Как и следовало ожидать, Мария Федоровна отнеслась к потере снисходительно, пообещав завести нового питомца, но ее сыну этого не хотелось. Вообще не известно чего он желал, ведь после смерти собаченки всю жизнь окутал мрак. Говорят, годы лечат, для Яши это оказалось правдой, но в силу своего неокрепшего детского взгляда на страшнейшую ситуацию, убийство Фимы оставило огромный след в его жизни. Потому, каждый раз, когда выпадал снег, дни близились к новому году, а окружающие сверстники вспоминали о чудном Дедушке Морозе – все это не могло не возвращать его в тяжелые дни потери Фимы. Так летели годы.

Новую собаку не завели, непрошенные гости боле не посещали избу, но страх пред настигнувшей бедой, в отличии от боли утраты, нисколько не стихал, а нескончаемые отъезды Марии Федоровны никак не приносили плодов, но все дружно повторяли про себя, что сила растет в саду терпений. Дети менялись внешне, но внутри в полной мере это удалось только Яше, успев в миг повзрослеть, его жизненные устои были обречены исказиться. В доме он стал ощущать себя не просто страшим братом, а в какой-то степени отцом. Но только в отсутствии матери. Когда вся семья была в сборе, вновь превращался в инфантильного мальчика, требуя к себе внимания. Хотя тому и стукнуло девятнадцать, пресмыкательство все так же бурлило в крови. Младшенькая спустя годы продолжала учиться писать стихи, все чаще в людской появлялись книги Пушкина, а ее подруги постоянно твердили о Есенине с Горьким, поднимались политические темы. Все считали Яшу недалеким, ведь тот никак не хотел влезать, напрочь отказываясь слушать идеи, которые приходили из соседних сел. Отказывался он и принимать, как сестра пытается приобщиться к всеобщим народным настроениям, но та лишь отмахивалась «Ничего ты не понимаешь, Яшка!».