Лея Старцева - Апология

Ида считала себя очень умной, да и все кто ее знал были согласны с этим мнением. Ее часто приводили в пример друг другу ровесники, реже – чужие родители. Всегда уложенные в длинную косу темныекудрые волосы, опрятная одежда и книга в руках. Подобный образ воспринимался, как образ скромной и начитанной девочки. Так или иначе, она все чаще витала в облаках о представлении своих работ, с выражением читала вслух дома, рассказывая за вечерней чашкой чая брату уже не о фольклорных существах, а о вполне реальных писателях. Девочка в том числе водила романы с некоторыми из деревни, но не близкие, жантильничала. Усердно работая над собой, постоянно хвасталась, что скоро поедет в большой город. Правда, спустя годы в это уже почти никто не верил, но ее речь, с присутствием сложных и красивых слов, от чего-то наводила на раздумья. Образованный человек не станет врать о подобном. Или, по крайне мере, неначитанным людям казалось именно так. Ее благочестивый до крайности характер представлял людям как светлую, почти ангельскую, девочку. На удивление, поведение Иды с незнакомыми людьми никак не менялось, когда та возвращалась в родной дом.

Ее брат, глядя на то, как медленно она растет, даже завидовал, ведь в его душе окреп тяжелый камень, косность мышления – окостенела гораздо сильнее. Яше совершенно не нравилось это духовное благолепие, но где-то внутри тоже хотелось обрезать пуповину своей бесконечной тоски и паранойи. Его мечты стать хоть немного приближенным к армии канули в вечность, пропали они, оставив следы горьких слез. В будущем он представлял себя с косой в руках, с любящей женой и двумя сыновьями, но не думал, что такая судьба может принести ему счастье. Совсем позабыв, что это такое, продолжал жить одним днем, плывя по течению реки, которая рано или поздно занесет в нужное русло. Работа по дому, ровно как и уход за сестрой, начали надоедать. Яша редко читал книги, рисовал или общался с друзьями, знакомства старался не заводить. Его единственным развлечением было гулять по лесу, собирать грибы, ягоды, а иногда рассматривать рыжих белок. Иногда ему чудилось, будто Фима, как и раньше, послушно плетется рядом. Но ее уже никто не смог бы заменить. От того новых зверей и не было. Примеряя на себя различные образы, с каждым надевая на себя новую маску, совсем запутался кем являлся на самом деле, от того полную идиллию с собой ощущал был волен только на природе. Для большинства, как бы тот не старался, мальчик казался загадочным, несколько странным. Он не понимал это, но если бы и понял, то осознание нисколько не повлияло на его жизнь. Время от времени хотел с ней покончить, но совсем не желал видеть свои кости на могильнике руконаложников, старался гнать эти мысли хотя бы до момента, когда Ида повенчается. Мать с сестрой, поверив в созданные им образы, совсем не замечали упаднических настроений родственника. Внутри него с момента смерти Фимы все начало гнить, теряя любовь и значимость ко всему вокруг. Ничего не могло заполонить огромную дыру в сердце.

Все усугубилось в один весенний день, когда под ногами была ужасная грязь, а половина деревянных половиц в сенях начали гнить. Ида кашляла на протяжении нескольких дней, начала ощущать сильнейший жар, а после совсем не могла встать с кровати. Мария Федоровна сначала спихнула это на простуду, говорила, что обыкновенный перхуй редко перерастает во что-то серьезное, но вскоре до лица девочки сложно было прикоснуться, не почувствовав, как та горит, а ее глаза обрамили темные серые круги. Все волновались, бегали за ней, старались лечить народными средствами, но все было четно. Деньги заканчивались, а глава семьи сама начала ощущать такие же симптомы. Глядя на все это, остававшийся в полном здравии Яша, только паниковал, совершенно не понимая, чем может помочь. Длилась эта лихорадка около семи дней. Потом состояние обоих только ухудшилось. Соседи отказывались не только приходить в избу, но и вообще контактировать с Б-кейн, считая их заразными, вовсе отказывались открывать двери Яше, который просил помощи с пропитанием. Односельчане считали, будто их семья теперь проклята, поцелована смертью за все грехи их матери. Б-г долго терпит, но больно бьет, все время повторяли те.

Чужое мнение, бесспорно, не волновало семью, но нагнетало, ведь теперь они остались в полном одиночестве. С настигнувшей хворой, Мария Федоровна больше не могла приезжать к Казимиру Ивановичу за материальной помощью, а значит, пропитания становилось все меньше. Совсем неприученный к деятельности, с которой был связан любой пролетарий, мальчик садил в заросшем огороде овощи, но это у него получалось с большим трудом. Запасы еды уменьшались с каждым днем. Остались лишь сушеные яблоки и гречка, иногда Яша приносил в дом сморчки и рыбу, готовил, но все эти обязанности, от которых он никак не мог отказаться, каждый день видя больных близких, делали его и без того печальное существование, совершенно мрачным. Часто убегал в излюбленное место в лесу, опосля, глядел в небо и долго плакал.

Как-то раз, после очередного выброса эмоций, Яша вернулся в дом с красными, опухшими на ветру, глазами. Мария Федоровна подозвала его, и хриплым голосом завела серьезный диалог.

– Мы не справимся, – через кашель, произнесла та, а у мальчика вновь начали собираться слезы. – Направляйся к Казимиру Ивановичу, пусть вызовет сюда своего врача, побольше пропитания, а тебя устроит на работу.

Мальчик опешил, и лишь удивленно посмотрел на мать. Та выглядела болезненно, он безумно алкал помочь, но из-за своего склада ума, боялся в одиночестве появляться в новых, совсем не знакомых местах. Хотел выкрикнуть резкий отказ, но понимал, что ответственность теперь лежит на нем не только за сестру, но и за мать. Не отличаясь смышленостью, его консервативный разум вопил, что ничего не получится, а Казимир Иванович лишь посмеется над провинциалом. Одначе смерть Фимы послужила ему прививкой против неответственных и необдуманных действий, потому пришлось согласиться. Другого выхода не было. Его трясло от страха не только от предстоящей встречей с таинственным мужчиной, но и от боязни оставить Марию Федоровну с сестрой в полном одиночестве, без ухода еще здорового человека.

– А как же вы? – неугомонно вопрошал Яша.

– Если не поедешь – втроем загнемся, – настаивала Мария Федоровна. – Скоро и твой организм даст слабину, а уж тогда мы повязнем в болезнях, останемся без еды, – она вздохнула, и опустив глаза в пол, потерла бледный лоб тонкой ладонью. – Ты не боись, мы с Идой не пропадем. Ведь ты с ней вдвоем как-то справлялся? Пришла моя очередь.

Это звучало не многообещающе, Яша с трудом представлял как его мама с температурой сможет стоять у печки, убирать дом и ухаживать не только за сестрой, но и за самой собой. Меча искры негодования, понимал, что не имеет права отказаться. Его «нет» может послужить человеческих жизней. Хотя парень и считал эту идею совершенно сумбурной, лишенной какой-либо логики, доверился Марии Федоровне не только как матери, но и как более взрослому человеку.