Вячеслав Мартынов - Последний князь Феодоро

– Совершенно верно, до назначения в Фуну он полтора года отработал в моем ведомстве.

– И откуда же взялась такая гадина, у нас под носом? – не однозначно спросил, как бы в никуда Стефан, и покосился на Исаака. Несмотря на то, что он не спешил бросаться такими серьезными обвинениями, понимая, что пока еще не поймали слугу, не стоит ловить хозяина, Исаак в этот момент дрогнул, и понял, что ему лучше не стоит спорить. Ведь очень быстро выяснится, что Паисий сделал такую головокружительную карьеру, находясь под его крылом, и дело начнут распутывать прямо здесь и сейчас. А вероятность того, что подозреваемым в махинациях будет уже не Алексей Паисий, а он сам – была как никогда реальна.

– Ну, если вы все так считаете, то я не буду бессмысленно спорить, – быстро выпалил Исаак, увидев, что Евгений Галактион хотел ответить на вопрос Стефана Андроника о месте появления Паисия.

– Вот и хорошо, – одобрил князь Михаил, – кого мы возьмем в качестве независимого купца?

– Я предлагаю обратиться к Моше Гиршу, – не теряя удачного момента, сказала Стефан, – он добрый друг моей семьи и в финансах разбирается как Бог.

– Да уж, это точно, – поддержал его Галактион, – не зря пословица гласит: «Стоит караиму взглянуть на Ваш карман, как он уже пуст».

И все участники совета, кроме угрюмого Исаака расхохотались.

Спустя три дня после состоявшегося Малого совета княжества на территорию города Фуна съехались независимые казначеи. Это были двое служащих главного мангупского казначейства, два генуэзских казначея, купец Моше Гирш и Константин Кирик, который был назначен руководителем этой первой в истории княжества Феодоро независимой аудиторской комиссии.

Экспертам предстояло в течение недели изучить всю финансовую документацию турмы и определить – имел ли место подлог документов и если имел, то выяснить реальное состояние денежных дел турмы. Таким образом, сразу убивались два зайца – определялась вина или невиновность Алексея Паисия как казначея, и Михаила Костаса как свидетеля и обвинителя.

Помимо глобальной проверки документов в казначействе турмы разворачивалась еще и политическая проверка Александра как сильного архонта. Дмитрий очень усердно склонял княжича поддержать турмарха Костаса, а Тихон в свою очередь, всеми силами пытаясь создать образ человека равнодушного к происходящему, по наущениям отца, поддерживал казначея Паисия.

Сам Александр склонялся к стороне Костаса. Он знал этого вояку и видел его прямолинейность и открытость, что ему нравилось. Да и потом, княжич, как-то ближе был к сословию воинов, чем купцов. Но создавая себе образ справедливого правителя, Александр всеми силами старался ему реально соответствовать. Он уклончиво отвечал на все аргументы сторон и терпеливо ждал окончания расследования.

– Костас – это человек, который прошел все невзгоды войны бок о бок с моим отцом. Он никогда не предаст род Гаврасов. Это настоящий воин и честный человек, – говорил Дмитрий.

– Я согласен с тобой. Но я не могу просто так осудить Алексея, потому, что мне нужны веские доказательства. Беззаконие не придаст мне доброй славы, – мудро отвечал княжич.

В свою очередь Тихон тоже пытался повлиять на Александра.

– Брат мой, я конечно сторонний наблюдатель, но мне кажется, что аргументы Вашего казначея гораздо убедительнее, чем утверждения Костаса. По мне, так турмарх просто ненавидит казначея и пытается его очернить в Ваших глазах. Вызвал себе какого-нибудь генуэзского ловкача, тот ему и подделал документы, а все из-за его зависти.

– Вы так думаете, брат мой? А в чем же заключается его зависть по отношению к Паисию?

При этих словах Тихон задумался и смутился. Дело в том, что его красноречие было, скажем так, не совсем его. Вчера вечером к нему прибыл гонец от Его Высочества Исаака Гавраса с подробными письменными инструкциями и речами, которые Тихон должен был заучить и рассказать Александру, склоняя его на сторону Паисия. И поначалу Тихон успешно справлялся с поставленной задачей, но так увлекся, что посчитал все сказанное – своими собственными словами и решил добавить последнюю фразу, про зависть, которую он вставил от себя. Она естественно была не уместна, и более опытный Александр не преминул воспользоваться возможностью поставить двоюродного брата в тупик. Теперь же нужно было выкручиваться, и мысленно прокляв свою неуместную самодеятельность, Тихон ответил:

– Ну, Вы же сами видите какой Паисий изысканный и галантный, его уважают многие люди, в том числе и сам наместник Гавриил Домнин, – фраза про наместника тоже была написана для Тихона Исааком, – и какой этот Костас – вояка и мужлан, которого никто не воспринимает как талантливого руководителя, а многие просто недолюбливают.

– Людей, которые руководят, часто недолюбливают, это не секрет, а свое дело Михаил Костас знает отменно. Но в целом я понял Вас, брат мой. Все зависит от результатов расследования. Только после него можно будет сделать какие-то выводы.

Пока длилась вся эта политическая игра, и шло расследование, Алексей Паисий по приказу княжича томился в своем доме. И хотя дом был одним из самых комфортабельных в Фуне, комфортно Алексей себя уж никак не чувствовал. Его мучила постоянная бессонница, отчего под глазами появились большие синие мешки. Он совсем запустил свой внешний облик, и на его всегда гладко выбритом лице проступала бородка, которая росла совершенно неравномерно и больше напоминала юношеский пушок. Настроение было прескверным. Алексей практически не выходил из кабинета, мало ел и почти не пил. Всем своим телом и душой он чувствовал, как вокруг его шеи стягивалась удавка, которая вот-вот должна была окончательно сомкнуться. Он десятки раз перебирал в своей памяти все финансовые документы и сам находил в них слабые места, которые раньше казались ему безупречными. От этого у него постепенно развивалась паранойя. Ему периодически, тайно доставляли послания от Тихона, в которых последний уверял, что его отец делает все, для того чтобы спасти его. Но после предательства Аркадия Ореста, что само по себе жгло все его нутро и доставляло нестерпимую душевную боль, Паисий перестал кому-либо доверять.

И вот на третий день проверки, когда до казначея дошел слух о том, что комиссия нашла у одного из купцов один дублированный документ, подтверждавший подлинность бумаг Костаса, нервы Алексея Паисия не выдержали. Собрав все свои оставшиеся силы, он сел за роскошный дубовый письменный стол и написал послание Исааку Гаврасу:

«Ваша Светлость! Много лет я служил Вам верой и правдой и никогда еще не подвергал сомнению свою преданность Вашей семье. Нас связывают многочисленные дела, огласка которых могла бы негативно сказаться на Вашем добром имени. Сейчас обстоятельства складываются таким образом, что если проводимое расследование докажет наличие подлога документов, то тогда наверняка, княжичем будет применен допрос с пристрастием. Во время этого допроса будут применяться известные Вам способы развязывания языка, и я боюсь, что не смогу долго удерживать в тайне всю информацию о наших с Вами делах. Поэтому я вынужден просить Вашу Светлость применить все возможные средства для того, чтобы расследование не пришло к таким выводам. Всегда преданный Вам, Алексей Паисий.»