Марина Мурсалова - Один из семидесяти

На заре Егише разбудил громкий стук в дверь.

– Тебя вызывает к себе наш правитель, – Егише увидел на пороге мужчину в белых одеждах, приближенного Киаксара, которого приметил вчера на встрече с царем. – Немедленно!

– Иду сейчас же. Подожди во дворе. – Егише знал, зачем вызывал его царь. Он ненадолго преклонил колени и коротко, но горячо помолился. Затем, склонившись над медным тазом, плеснул себе в лицо воды, расчесал гребнем волосы, бороду и вышел.

– Учитель, а как же я?! – догнал его у ворот Ванея.

– Останься.

Ванея все же вышел со двора и проводил учителя до поворота. На ходу пригладил волосы и протер глаза. Он не успел омыть лицо, как не успел, впрочем, произнести слов утренней молитвы.

– Ты знаешь того парня из лавки? – строго спросила Эдае племянницу, когда они вернулись с прогулки по площади.

– Нет, – по тому, как Махлиатена поспешно отвела глаза, Эдае поняла, что ее подозрения подтвердились: прекрасного юношу и племянницу связывает неведомая ей тайна. Но когда они успели узнать друг друга?

– Доченька, посмотри на меня, – вглядываясь в испуганное лицо племянницы, Эдае не сомневалась, что уже через мгновение будет знать правду.

– Мы с подругами…это было давно… тыкали в них ветками, – чистосердечно призналась Махлиатена.

– В незнакомых людей?! В чужестранцев, иноверцев?!

– Они спали в яме, где пастухи прячутся от холодов. Он и еще трое чужестранцев. Мы решили просто подшутить над ними! – оправдывалась племянница.

– Ты разговаривала с этим иноверцем из лавки Ашана? – голос тетки посуровел, отчего на глазах у Махлиатены навернулись слезы.

– Нет! – девушка с трудом сдерживалась, чтобы не разреветься, – я знаю, что это значит для правоверной зороастрийки… я зардушти! – с жаром воскликнула она.

– Хорошо, что ты все еще чтишь наши традиции, но задирать чужих мужчин, да еще чужестранцев, иноверцев… – ответ племянницы немного успокоил Эдае. – Судя по тому, как ты пялилась на него, он тебе успел понравиться, да? – через некоторое время, с трудом изобразив добрую улыбку, все же поинтересовалась она.

– Нет, что ты! – Махлиатена вновь опустила глаза.

Махлиатена лукавила. Она, конечно, вспоминала незнакомца, очень уж хорош собою он был. Разве можно забыть его жадный взгляд, полный восхищения, то, как он преследовал ее до самой ограды? Как каждая девушка ее возраста, Махлиатена мечтала о возлюбленном, романтический образ которого после той встречи обрел черты Давида. Но это были совершенно безобидные, легковесные грезы. Сегодня, под нажимом тетки, Махлиатена готова была раз и навсегда отречься от них, она искренне стыдилась своих «нечистых» мыслей и желаний.

Эдае, все же затаив некоторое недоверие, отстала наконец от племянницы со своими расспросами. Вздохнув, прошла к месту возлежания. Затем поманила рукой племянницу, которая с готовностью устроилась рядом на взбитых подушках. Чувствуя себя все еще виноватой, Махлиатена сидела, потупив взор.

– Я вообще никогда не выйду замуж! – вдруг выпалила она.

Эдае громко засмеялась и Махлиатена облегченно вздохнула. Тетка больше не сердится и, возможно, с нею можно даже пооткровенничать.

– Да! Я слышала, что за большими горами, там, где обитают гаргарейцы, есть племя, состоящее из одних женщин. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Детское любопытство, как обычно, быстро вытеснило недавно пережитую тревогу.

– Слышала, – миролюбиво произнесла тетка, не переставая улыбаться.

– Расскажи, – попросила племянница.

Махлиатена положила себе на колени свою любимицу – куклу Файху в новом красном платье – и приготовилась слушать. Эдае сидела, поджав под себя ноги, чему она научилась, пребывая в долгом плену у парфянского мужа.

– Это племя живет в северных предгорьях Керавнийских гор [64] Северо-восточная ветвь Кавказа вдоль Каспийского моря , на границе с леками и гелами – их разделяет река Мардамалис, – начала Эдае. – Они называют себя омуженками. Мужчин среди них нет, а забредших случайно просто убивают. Порядки их строги и сродни мужским: они прекрасные наездницы, охотницы и даже воины. Говорят, женщины эти редкой красоты и не раз мужчины пытались завладеть ими. Но хотя они и женщины, и их племя не так многочисленно, как в былые времена, в бою они не уступают мужчинам и потому до сих пор живут так, как им хочется.

– Но Хума говорила, что предназначение женщины быть матерью и женой. Они не выходят замуж, как же пополняется их племя? – спросила неискушеная Махлиатена.

Эдае вновь улыбнулась.

– В начале нового года самые крепкие и красивые из них спускаются в долину. Мужчины знают об этом месте и тоже приходят туда в определенный срок. Но они знают и другое: женщина-омуженка сама должна выбрать себе мужчину. Если кто-нибудь из мужчин останется недоволен ее выбором и откажет ей в любви или, того хуже, попытается взять омуженку силой, будет убит на месте женщинами из охраны. А дальше все как обычно. По истечении определенного срока женщина, побывавшая в объятиях мужчины, приносит ребенка. Говорят, долина та просто сотворена для любовных игр – такого обилия буйных трав и цветов нет больше ни в одном уголке земли…

Махлиатена живо представила себе это райское место.

Посреди зеленых гор живут женщины, предоставленные сами себе. Их никто не принуждает к послушанию, и они не чувствуют никакого давления со стороны требовательных мужчин по одной простой причине – мужчин там нет. Но тут у девушки возник другой вопрос.

– Эти женщины рожают только девочек?

– Нет, почему же, – пожала плечами тетка. – Этим таинством, кому и в какие сроки появиться, руководят боги. Даже жрецы нередко ошибаются. И это неспроста. Ведь если бы, к примеру, женщины нашего рода могли сами распоряжаться своими желаниями, то чтобы угодить мужу и вере рожали бы одних мальчиков, и женский род в конце концов выродился бы. Боги этого никогда не допустят.

– Но если у них рождаются и девочки, и мальчики, но мужчин в племени нет…что же они делают с мальчиками-младенцами? – с ужасом спросила Махлиатена, которая могла предположить лишь один исход.

– Отдают отцам-гергерейцам, а те с радостью их усыновляют. Уж как не им, мужчинам, знать цену такого подарка!

– И у этих женщин не болит сердце при расставании с собственным чадом?