Марина Мурсалова - Один из семидесяти

Эдае бросила на племянницу робкий взгляд, та в это время смотрела на свою куклу с нежностью и тоской, словно и ей предстояла разлука с любимой «дочкой».

– Наверное, болит, – Эдае вздохнула. – Но только богам известно, зачем они это делают.

– Откуда же они взялись? – не отставала с расспросами любопытная племянница. – Наши мужчины так суровы, что способны жестоко наказать ослушавшуюся женщину. Как же им удается так вольничать?

– Не знаю, – Эдае устала сидеть и, поднявшись с ковра, сладко потянулась. – Говорят, некогда они жили на берегу Меотиды [65] Азовское море , а затем поселились в Керавнах. Представь себе, что некогда это племя женщин еще умудрялось заниматься разбоем и доставляло немало хлопот живущим в округе гергерейцам и скифам.

А так как они всегда ходили в мужском облачении, никто поначалу не догадывался, что под личинами мужчин скрываются хрупкие женщины.

Как-то между скифами и омуженками случилось настоящее сражение. Причем о том, что воины сражались с женщинами, они узнали только после того как стали осматривать убитых противников.

Скифы были так поражены красотой и отвагой этих женщин, что сразу же заключили с ними договор о мире и предоставили право самим выбрать место для поселения. Женщины выбрали неприступные горы.

Это был хитрый ход, ведь они слишком хорошо знали мужскую натуру – мужчины и впрямь надеялись пользоваться ими как другими женщинами.

Но однажды явившись к омуженкам большим отрядом, с повозками, полными съестного и вина, дабы всего лишь повеселиться, встретили достойный отпор. Женщины уничтожили весь отряд – всех затем оскопили и, собрав в мешок мужские органы, отправили его с двумя ранеными, но оставшимися в живых, мужчинами обратно туда, откуда они явились. С тех пор мужчины сторонятся этих вольнодумок.

Махлиатена с интересом слушала рассказ тетки о прекрасных и гордых женщинах. От восторга глаза ее были широко распахнуты.

– Какие бесстрашные женщины! Настоящие героини! – не удержалась она от восклицания. Затем, оглянувшись на дверь, прошептала. – Если меня начнут притеснять в этом доме, я убегу в горы и буду жить с этими отважными женщинами!

Эдае опять от души рассмеялась при виде такого невинного девичьего простодушия.

– Тебя? Притеснять?! Да отец кожу с живого сдерет, если кто попытается сделать это! – она присела перед племянницей на корточки.

– Тетя, а почему отец так и не женился? – вдруг спросила Махлиатена. – Может, он влюблен в одну из этих женщин? Порой он надолго уезжает…

– Не смей обсуждать поступки собственного родителя! – строго сказала Эдае. – Отец твой человек военный…

– Но ведь быть без жены – большой грех! Как и женщине без мужа!

Безбрачие и абсолютное целомудрие и вправду осуждались у зороастрийцев. Жизнь мужчины и женщины была подчинена долгу продолжения рода.

– Ну все, сейчас я отправлю тебя в дальнюю комнату! – пригрозила Эдае.

– Нет, нет, прошу! – взмолилась Махлиатена.

При одной только мысли, что ее могут оставить в холодной комнате, где пахнет сырость и нет ничего, кроме каменного возвышения для жесткой постели, в чудесных глазах ее заблестели слезы.

– Позови лучше Хуму, – попросила она.

Киаксар был обессилен. За ночь он так и не смог сомкнуть глаз, думая о том, что его любимая и единственная жена Иотапа может каждое мгновение покинуть его. Он любил ее, как ему казалось, с самого рождения. Они росли вместе, в одном дворе, в одной семье – Иотапа приходилась ему двоюродной сестрой по матери. Браки между родственниками поощрялись у зороастрийцев. Считалось, что близкое родство позволяет сохранять чистоту крови, особенно в семьях царей. И, конечно же, чтобы не выходя за рамки общины, плодить потомство во славу Ахура-Мазды. Гораздо позже маги стали связывать высокую смертность среди женщин с близкими связями между родственниками – кровосмешением. Последовал запрет на браки между детьми от одной матери, а также матери и их сыновей. Связываться узами брака можно было только детям, имеющим одного отца.

Киаксар уже представлял, как после смерти любимой жены Сраоши [66] Бог послушания , оберегая душу Иотапы от коварных фравашей Ахримана, врага всего живого, провожает ее к благочестивому Митре – Богу справедливости и правосудия.

Фраваши у зороастрийцев были душами умерших. Души-фраваши праведников были способны помогать людям, нечистые фраваши грешников помогали вершить свои отвратительные деяния злобному и беспощадному Ахриману. Сраоши был защитником души при жизни и первые три дня после смерти.

Итак, Сраоши передает душу Иотапы справедливому Митре, а Рашну [67] Бог праведности должен будет свершить свой беспристрастный суд.

За спиной умершей он воздвигнет золотые весы, на одну чашу которых положит грехи, на другую – добрые дела, которые успела совершить за свою короткую жизнь Иотапа.

Затем душа пойдет дальше – по мосту над пропастью, имеющему название Чинват.

И если Иотапе суждено попасть в рай, то мост окажется широким и прочным, а если ей предстоят адские муки, то после первых же шагов мост превратится в тонкую нить, на которой еще никому не удавалось удержаться. Душа сорвется в пропасть, туда, где находится ад…

Но даже если Киаксар и был уверен в том, что душу его жены не запятнал ни один недостойный поступок и место ее не иначе как в раю, он не мог до конца представить себе, что это может произойти так скоро.

Ради спасения жены он готов был обратиться за помощью даже к иноверцу. Сейчас Киаксар не хотел думать, что на этот счет может сказать Главный жрец, который, судя по всему, не может ему помочь. Он знал, что и остальные верующие вполне заслуженно подвергнут своего правителя осуждению, но даже это не останавливало влюбленного мужчину. Только бы спасти любимую, без которой он не представлял своего дальнейшего плавания по волнам жизни.

Ночью Киаксар вспомнил о том, как некогда брату его деда помог избавиться от недуга именно иноверец, и имя его было Варфоломей – тот излечил от тяжелой болезни и двоюродную тетку Киаксара.

Говорят, старый правитель и пришелец успели даже подружиться, но это не помешало властителю отдать Варфоломея на растерзание зороастрийским магам – те поспешили объявить царя чуть ли не вероотступником.

Если бы он, по словам отца, встал на защиту иноверца Варфоломея, его самого и всю его семью немедля предали бы самой жестокой смерти.

Слава о великой силе врачевания и владении умами мага Варфоломея все еще жила среди зороастрийцев Атропатены и ее окрестностей.