Михаил Беглов - Две неравные половины одной жизни. Книга первая

Дети все же всегда остаются детьми, даже в самые трагические моменты. Андрей прекрасно помнил, как они с ребятами придумали целое приключение на этих развалинах, вбив себе в голову, что в старых домах обязательно должен быть «буржуйский клад», а, может даже, и не один. Скрываясь от сторожей, они лазали по горам битого кирпича в поисках «золота и брильянтов», представляя себя, то ли героями пиратских романов, то ли бессмертного романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Драгоценностей они, естественно, не нашли, хотя было разбито в кровь немало коленей и локтей. Зато их добычей стало немало раритетов типа латунных дверных ручек и петель, огромных железных утюгов и еще каких-то штуковин, предназначение которых Андрею было неведомо. Он, естественно, притащил все это богатство домой и долго еще слушал недовольное ворчание бабушки, которой приходилось во время уборки перетаскивать тяжеленный мешок с места на место. Потом при переезде на новую квартиру он куда-то исчез – Андрей подозревал, что его исподтишка выкинули вместе с другим ненужным барахлом, о чем сожалел и по сей день.

Потом вместо прежних уютных домов на проспекте воздвигли безликие и бездушные, если не сказать уродливые, бетонные башни, которые считались тогда чуть ли не венцом архитектурной мысли. От них веяло могильным холодом, да и внутри они оказались тоже очень холодными – тонкие стены не держали тепло, которое уходило сквозь дырявые стыки бетонных панелей. К тому же по совершенно непонятным причинам какой-то умник из архитекторов опустил потолки в комнатах так низко, что они давили на головы даже относительно не очень высоких людей. Андрей часто бывал в одной из этих башен, поскольку там жила его преподавательница английского языка. Так что он на самом себе ощутил все прелести жизни в этих коробках.

Кстати, на следующий день его ждало очередное и на этот раз последнее занятие. Юношу просто передернуло, когда он вспомнил об этом.

Во-первых, он считал эти занятия пустой тратой времени и денег. С английским у него было все и так хорошо: как тогда писали в анкетах, «английский – свободно», то есть мог говорить и читать почти как на русском. Спасибо школе и родителям. Но эта преподавательница работала именно в том институте, куда планировалось его поступление, поэтому смысл уроков был не столько в том, чтобы чему-то научить, а, чтобы обеспечить «благоприятное отношение» к нему во время вступительных экзаменов. Конечно, преподаватели очень сильно рисковали, когда за деньги брались «подтянуть» кого-то к экзаменам, попасть к ним было можно только по рекомендации, но деньги были нужны всем – на одну зарплату пусть даже и элитарного ВУЗа не проживешь. Так что этот подпольный «бизнес», как это, наверняка, назвали бы в загнивающем Западе, процветал.

Во-вторых, его просто бесила прыщавая дочка преподавательницы. Она была примерно одного с ним возраста. Мамаша ставила ее в пару с ним во время занятий для отработки диалогов, а та использовала каждую возможность, чтобы ущипнуть парня под столом или залезть куда-нибудь своей ступней. А самое противное происходило в прихожей, когда ее отправляли проводить гостя. Она каждый раз лезла целоваться или хватала его руку и пыталась прижимать ее к своей чахлой груди. Девушка не нравилась парню на физиологическом уровне, а от ее сексуальной озабоченности его просто тошнило.

– Смотрите, церковь реставрируют, – голос Нади вывел Андрея из транса, в который его завели эти раздумья.

И действительно небольшую церковь в самом начале проспекта окружали сколоченные из досок леса, которые вели наверх к самой колокольне.

– Ты думаешь, о чем я думаю? – хитровато поинтересовался Петр у Андрея.

– А почему бы и нет! – ответил тот.

Ребята давно уже хотели куда-нибудь присесть, чтобы поговорить, но денег на кафе не было, народу на улице было как никогда много, а уединенного местечка никак не удавалось найти.

– Ты как, не возражаешь? – поинтересовались друзья у Александра.

– Да мне по фигу, – засмеялся тот.

– Вы что такое задумали? – запаниковала Надежда. – Когда я вижу эти ваши хитрожопые улыбки, мне всегда становится не по себе.

– Не боись, – успокоил ее Андрей. – Ты вообще можешь внизу остаться. Будешь на стреме стоять.

– Да, прям щас, нашли дурочку, – девушка, наконец, поняла, что хотят сделать друзья.

– А мы и не искали. Сама прибилась, – не очень удачно пошутил Андрей, за что тут же получил достаточно сильный удар ладонью по загривку.

Попасть во двор друзьям не составило труда, а вот подъем наверх по грубо сколоченной лестнице оказался гораздо труднее и опаснее, чем они себе представляли. Особенно нелегко карабкаться по ступеням было Надежде – очень мешала узкая до колен юбка. Но девушка решительно подтянула ее повыше, обнажив свои стройные молодые ноги.

– Одно движение руки – и платье превращается, платье превращается в… супермини юбку, – перефразировала она известную цитату из популярного фильма Гайдая, кокетливо повертевшись перед друзьям.

– Ну, как?

– Обалдеть, – почти хором ответили они и наперебой стали предлагать ей свою помощь в подъеме по лестнице. В том смысле, чтобы подталкивать сзади.

– Размечтались, – Надежда решительно на корню пресекла их игривый тон. – Разговорчики в строю. Вы все идете впереди, а я за вами.

С трудом и почти без жертв, – если не считать порванных чулок Надежды, – ребятам все же удалось добраться до самой верхней площадки.

– Ох, красота-то какая! Лепота! – восхищенно процитировал далекий в обычной жизни от сантиментов Александр слова Ивана Грозного из только что вышедшего на экраны еще одного фильма Гайдая.

И действительно с колокольни открывался ошеломительный вид на Москву – златоглавый Кремль, блестевшая в лучах закатного солнца Москва-река, сталинские высотки и бесконечные ряды уходивших в самый горизонт крыш.

Кавказ подо мною. Один в вышине

Стою над снегами у края стремнины;

Орел, с отдаленной поднявшись вершины,

Парит неподвижно со мной наравне.

Отселе я вижу потоков рожденье

И первое грозных обвалов движенье.

Пафосно продекламировал Андрей известные пушкинские строки.

– И где ты тут снег узрел? Тоже мне «вскормленный в неволе орел молодой»! – опустил Петр друг с небес на землю.

– Ну, это я так образно. Стоим мы сейчас на крыше мира…

– С которой нам потом еще вниз спускаться, – недовольно пробурчал Александр.

– Вечно ты, Сашка, все опошляешь. Зачем же так приземлено! Вот вправду, ребята, а что с нами дальше будет. Где наших «дум высокое стремленье»? – Андрей никак не мог выйти из поэтического образа.

– Каких дум, какое стремленье! – Александр тоже продолжал гнуть свою линию. – Боюсь, что нас, цитируя того же Александра Сергеевича, ждет только «скорбный труд». К тому же, как мы уже выяснили около школы, одни «тяжкие оковы» пали, но свобода совсем даже не ждет принять нас «радостно у входа».