Геннадий Меркулов - Великий Шёлковый путь. В тисках империи

Солдаты в блестящих доспехах громят грязных, одетых в лохмотья кочевников, пытающихся отстреливаться из маленьких луков. Музыканты трубят победу. Публика весело рукоплещет, лишь император мрачен.

Императору опять снился один и тот же сон. Ему хочется рассказать о нем, но он уже твердо усвоил: даже если ты моложе подданного, все равно ты старше. А старшему нельзя выглядеть встревоженным, неуверенным, испуганным. Отец может порой отдавать неверные, ошибочные повеления. Но он не имеет права позволить детям понять, что не знает, как жить дальше.

Сон таков. По невысокой замшелой стене небольшой пограничной крепостицы, напряженно вглядываясь в сумерки, туда-сюда ходит китайский солдат, совсем мальчишка. Ему холодно и неуютно от завывающего северного ветра. Ему тревожно и тоскливо. На мгновение он отвлекается и смотрит в сторону города, освещенного огнями торговых лавок. Солдат улыбается: совсем недалеко обыденный, безмятежный мир, занятый делами жизни. Мирный мир. Начинает моросить дождь. Молодой солдат поднимает голову, присматриваясь, куда и откуда идут тучи, сулят они ливень или нет. Но, обгоняя падающие капли, с неба неожиданно прилетает со змеиным свистом стрела и вонзается в стену рядом. У основания наконечника тлеет промасленная пакля. Солдат всполошенно кидается к стреле и торопливо тушит зловещий огонек. Вокруг слышатся крики. Солдат видит: мир непоправимо изменился. На город рушится огненный дождь стрел, словно кара Неба, посланная невесть за что; тут и там вспыхивают пожары, мечутся растерянные люди. От теряющегося в мороси горизонта с диким гиканьем несутся сотни лучников на приземистых степных лошадях. На глаза испуганного мальчишки наворачиваются слезы, и в этот миг император понимает, что мальчишка – это он сам, это на своем собственном лице он видит слезы…

И, просыпаясь на мокрой подушке, владыка понимает, что действительно плакал во сне. Как такое расскажешь? Кому?

Прошедшие годы изменили Уди. Теперь это не рефлексирующий подросток, десять лет назад отправивший Чжан Цяня на поиски неведомых союзников, а уверенный в себе владыка Срединной империи. Несколько лет назад ушла в мир иной неугомонная бабушка Доу. Честолюбивая императрица-мать присмирела и уже не смеет навязывать ему свои советы. «Внешний» двор разгромлен, самые ярые оппозиционеры казнены, остальные тщательно скрывают свои истинные мысли. Все больше главные посты в администрации занимают молодые выдвиженцы императора. Вот совсем недалеко от Уди сидит Мю Цзы – по буфану с журавлями на форменном халате и рубиновому шарику на шапочке – теперь крупный чиновник в Приказе церемоний. А ведь когда-то всемогущий Ван Куй собирался предать его позорной казни. Да и где теперь сам генерал? Старается лишний раз не попадаться владыке на глаза. Вот и на театральном представлении его нет, сказался больным.

Император задумчиво оглядывает придворных.

– Ксу, – обращается он к верному слуге, словно тень, застывшему за его спиной, – почему им так весело, ты понимаешь?

– Это же театр, мой император. Людям нравятся смешные сцены из жизни…

Уди вспыхивает.

– Ты сказал «смешные»? Смешные! – он вскакивает с места и забирается на сцену, расталкивая испуганных актеров. Император хватает одного из «грязных» за волосы и, пока тот корчится от боли, показывает его опешившим министрам. – Это хунну. Я верно понял задумку? – публика неопределенно гудит. Чиновники еще не определились, что хочет владыка и как реагировать им – хвалить или порицать.

– Если это так, – продолжает император, – как вы смеете потешаться? Над кем? Над собственным бессилием?

Чиновники молча и удивительно синхронно кивают головами. Надо порицать! Уди пинает «грязного» и спускается в зал, обходя вытянувшихся по струнке министров.

– Значит, вот какие победы вас радуют? Да? Ответьте мне на вопрос, мудрейшие! Каждый год мы платим варварам десять тысяч даней рисового вина, пять тысяч ху проса, десять тысяч кусков ткани! Но зачем, если хунну все равно у границ? Где Ван Куй?

Эхо от голоса императора еще не затихло, а в зал уже вбегает запыхавшийся генерал.

– Тот, у подножия трона которого я нахожусь, – в поклоне начинает Ван Куй, – конечно знает, что это хэцинь – договор о мире и родстве. Если не будем платить, плотину прорвет…

– И это смеет говорить генерал императорской армии? Вы все с ума посходили? Нас больше! Почему мы терпим унижение?

– Смею напомнить историю первого императора великой династии Хань, когда Гаоцзу оказался окружен у деревни Байдэн…

Уди перебивает генерала:

– Я знаю эту историю! Но с тех пор прошло больше семи десятилетий!

– Прикажете идти в степи?

Уди вынимает игрушечный меч из рук одного из распластавшихся ниц дрожащих актеров.

– Десять лет назад я послал в степи хорошо тебе знакомого Чжан Цяня. В отличие от тебя у него была цель – добраться до народа «лунных котов» и заключить с ними союз, – Уди приставляет меч к горлу военачальника. – А какая цель у тебя, Ван Куй? Устроить очередной смотр на место новой жены или еще один конкурс пьянства? Тебе не кажется, что пора прекратить жить прошлым и стоит подумать о будущем, включая будущее своей страны?

Лицо Ван Куя становится белым, как некрашеное шелковое полотно.

– Да, мой император. Какие будут приказы?

Уди вкладывает игрушку в руку Ван Куя. Тот покорно ее берет.

– Ты старше меня в два раза, а ведешь себя как юнец, дорвавшийся до власти. Вот тебе оружие – оно как раз подходит твоей манере вести войну. И пошел вон! Все вон!

На выходе из дворца Ван Куй больно впивается в запястье Ксу и тихо шипит:

– Ты ведь не забыл восстание семи уделов, евнух?

– Это угроза?

– Император предает позору верных соратников своего отца. С кем он останется? Если что, пойдут за мной, а не за ним.

Ксу приближает подслеповатые глаза к лицу Ван Куя и качает головой:

– Нет, Ван Куй. Мы с тобой – прошлое и не можем быть вечными, как бы ни молодились. А император умен и прозорлив!

Ван Куй нервно смеется.

– Да. В точку! Поэтому он поверил в Чжан Цяня? Поэтому понадеялся на каких-то «лунных котов», которые спят и видят, как бы помочь Хань?

Ксу мягко разжимает пальцы генерала и освобождает руку.

– Так и не простил его?

– Никогда! Я каждый день молюсь Небу, чтобы он остался жив. Знаешь зачем? – Ван Куй делает страшную гримасу. – Чтобы сломать ему хребет лично, вот этими руками!

Император стоит перед строем стражников: они, как истуканы, замерли по периметру тронного зала.

– А что ты будешь делать, если на твоего императора нападут? Палкой забьешь?

Стражник не отвечает. Уди достает из его ножен меч, который оказывается изящно сделанной бамбуковой обманкой. Охранник стоит, не шелохнувшись, глядя в стену напротив. Император проводит рукой перед глазами воина – тот даже не моргает, император хлопает – ноль эмоций.