Геннадий Меркулов - Великий Шёлковый путь. В тисках империи

Старик достает кресало и с необычной для своего возраста удалью высекает сноп искр, которые начинают пожирать сухой мох. Млада завороженно следит за тем, как пламя расходится в своем стремительном танце и вдруг перекидывается на длинную лучину в жилистых старческих руках. Но настоящее чудо случается спустя мгновение: от лучины рождается огромный костер из поленьев в два человеческих роста. Вспыхивает он быстро, выхватывая из темноты множество людей, которые все это время, оказывается, стояли совсем рядом и молчали… Млада вскрикивает от неожиданности, но ее голосок заглушает треск сухой древесины.

– Разыдись темно, разгорись добро! Засверкай светло, яри ясное, Солнце красное! Стани-стань доли, яко Род вели. Стани-стань доли, с неба до земли!

Весь красный от нахлынувшей крови и отблесков Перунова огня, старик оглушает округу зычным кличем, от которого мурашки бегут по коже. Его голос подхватывают десятки, может, сотни глоток, оглушая и без того шальную ночь.

Млада видит, как через огонь летят люди – парами, держась за руки. Пламя не причиняет им боли, даже напротив – заставляет весело хохотать и скидывать на траву дымящуюся одежду. Мужчины и женщины обнажаются и вновь исчезают в темноте, убегая по мокрой от росы траве в сторону реки. Млада совсем рядом с исполинским костром: он посылает искры в небо, где они становятся звездами. Она делает шаг. Горячо, но не страшно… Еще один шаг. Жар усиливается. Но Млада почему-то не боится. Она собирается с силами и делает прыжок, оказываясь в пульсирующем сердце летней ночи. Темно. Почему-то очень темно и нестерпимо горячо…

Млада приходит в себя от того, что смуглая рабыня, чья морщинистая кожа похожа на громовую стрелу из детства, бьет ее по щекам. Сильно мутит, и кружится голова. Рабыня протягивает Младе плошку с вонючей водой. Млада делает глоток, и ее едва не выворачивает, но вода сейчас необходима… Это все жара, будь она проклята. Млада вытирает холодный пот со лба и вновь закрывает глаза. Где-то вдалеке слышны раскаты грома. Млада улыбается. В ее роду-племени всегда любили грозу…

Чжан Цянь и Гань неторопливо едут по степи – спешить некуда. Бежать тоже некуда. За этим зорко следят два воина, предусмотрительно посланные в помощь Ганю Ичиссом.

– Десять лет назад ты чуть не умер из-за своего языка. Неужели так трудно измениться?

Чжан Цянь с удивлением смотрит на бывшего слугу.

– Вот как? Не знаю, что ты думаешь обо мне, Гань.

– Разве это важно? Важно, что ты нашел свое место! Ты жил!

– Не слишком ты высокого мнения о моей жизни. Десять лет под страхом смерти? Десять лет переводить угрозы и оскорбления с хуннского бесконечной армии рабов из-за Стены? Это, по-твоему, жизнь?

Бывший слуга пожимает плечами:

– Это степь. Смерть здесь быстрее ветра. Но ты во второй раз ее обгоняешь. Я уважаю тебя за это!

Вдруг Гань замирает и к чему-то прислушивается. Затем дает знак остановиться и, развернувшись, внимательно вглядывается в сторону только что пройденной степи. И действительно, на горизонте появляются три точки, которые постепенно начинают расти и приближаться. Лицо Ганя остается бесстрастным, но по глазам, превратившимся в две узкие щелки, Цянь понимает: северянин сильно взволнован. И явно недоволен увиденным. Впрочем, вскоре ему самому становится не до физиогномики.

В одном из трех всадников, догонявших их, он узнает Дэ Мина, и ясно, что бывший чиновник его посольства находится здесь не в роли пленника.

– Ты?

– Я… Господин не рад видеть своего верного слугу? Прошу простить мою невоздержанность во время состязания, – Дэ Мин явно наслаждается впечатлением, которое его появление произвело на Чжан Цяня. И его напускное почтение никого не может ввести в заблуждение. – Получил свободу и вот решил, что можно неплохо заработать.

– На продаже своих земляков?

– Не совсем, – Дэ Мин с вызовом смотрит на Ганя. – Брат великого шаньюя просил присмотреть за тобой.

Гань окидывает Дэ Мина презрительным взглядом и вопросительно поднимает подбородок в сторону соплеменников. Те утвердительно кивают.

– Ты же не будешь перечить приказу великого лули-вана? А? Гань?

Гань ничего не отвечает. Он сжимает ногами бока лошади и посылает ее вперед. Дэ Мин шумно втягивает степной воздух ноздрями и расплывается в улыбке.

По мере того как караван приближается к южным границам хуннских земель, он все больше и больше разрастается. В него вливаются все новые и новые группы. Кроме предметов роскоши из Китая и северной пушнины, появились лошади и шкуры, которых пригнали данники – дунху, а также железо от тангутов. В движении он становится похож на гигантского дракона.

Гудухоу – такой титул носит у хунну главный караванщик по имени Мо. Он даже не обращает внимания, когда кавалькада с пленником настигает их на стоянке. Кивком головы Мо направляет Ганя к одному из помощников. Кажется, в этом царстве хаоса, состоящем из ревущих верблюдов, нагруженных тюками, фыркающих от усталости лошадей и стонущих пленников, небольшими группками сидящих в тени скал, невозможно сориентироваться. Но Чжан Цянь каким-то внутренним чутьем останавливается перед навесом, в тени которого отдыхает Млада.

– Мелода! – губы его складываются в трубочку, из которой, кажется, польется мелодия. И – о чудо! Она действительно здесь и она его слышит и с радостным возгласом выскакивает из палатки! Гань преграждает ей дорогу и дергает бывшего хозяина за путлище на руках.

– Даже не думай!

– Господин, зачем она тебе? – смеется Дэ Мин. – Зачем разочаровывать такую красотку? Слушай, а может, я отбил тебе достоинство тогда на поле?

Чжан Цянь с презрением смотрит на предателя и проходит мимо Млады, которая провожает его взглядом.

– Что, так и будешь нянчиться с ним до Эрши? – Дэ Мин панибратски кладет руку на плечо Ганю и тут же корчится от боли в вывернутом запястье.

– Еще раз тронешь меня – вырву глаз!

Помощник гудухоу, с интересом наблюдающий за сценой, одобрительно хмыкает.

– Вижу, вы сами позаботитесь о себе. Главное, держитесь подальше от этой рабыни, и у вас не будет проблем.

Вот уже который день караван вгрызается в горный хребет Памира, забираясь по узкому ущелью все выше и выше. Но вот, хвала Небу, перевал Алтынтага позади и дорога серпантином начинает спускаться в долину. Силы пленников на исходе, спотыкаясь и падая, они с трудом держатся на ногах. Конные стражники подгоняют их плетьми. Наконец река! Люди падают на четвереньки и, словно животные, с жадностью лакают бурлящую воду. Кочевники поят лошадей и верблюдов, наполняя живительной влагой опустевшие кожаные бурдюки.