Анатолий Рубцов - В поте лица своего. Люди

– Может, и врач, но только не человек, – решительно сказала Галина. – Дай-ка мне руку. Интересно посмотреть на твою линию жизни.

– А ты что, гадалка?

– А может, я просто человек, умеющий видеть судьбы других людей? – храбро передразнила Галина своего собеседника.

– Как же ты увидишь мою судьбу, если я не человек? – ухмыльнулся Арей.

– Я и не собираюсь предсказывать твою судьбу. Я просто хочу взглянуть на твою линию жизни, – отрезала Галина.

Арей рассмеялся, довольный настойчивостью собеседницы.

– Ладно уж, гляди, – он протянул ей раскрытую ладонь.

– Ну вот, что-то подобное я и подозревала. У тебя, вон, вообще она отсутствует – линия жизни! – едва взглянув на ладонь, объявила Галина. – Зато холм Марса прямо-таки выдающийся… Такого я ще нэ бачыла, – после недолгого осмотра покачала головой она. Потом, взглянув прямо в глаза Арея, спросила, забавно копируя кого-то: – Ну что, будем признаваться или продолжим запираться?

Арей расхохотался. Потом задумался. И вдруг рассказал ей все…

Он очнулся как от удара. От сильного удара головой о что-то твердое. Удар этот, с одной стороны, являлся как бы продолжением сна (где он летел к цели и, вероятно, достигнув, вонзался в нее острием), а с другой – началом яви, потому как, очнувшись, почувствовал сильную боль в этом самом острие, то бишь в темени. Все еще не перейдя грань реальности и оттого, наверное, испытывая ощущение полета (выражающееся в сильном головокружении), он понял, что, лежа на спине, упирается макушкой в стену, а согнутыми ногами – в спинку кровати, что при его росте нередко случалось с ним, когда доводилось спать не в своей постели. Из-за вопиющего несоответствия размеров человеческой мебели размерам своего тела он не любил ночевать в гостях, а потому сразу, толком еще не придя в себя, внутренне возмутился, куда это его занесло. Для этого должна была быть очень веская причина: нечто, связанное с очень плохим или с очень хорошим, – и никак иначе. Осознав, наконец, что болит у него не только темя, а и все тело, да так, будто оно, несчастное, оказалось под ногами ударной группы разъяренных боевых слонов, он понял, что с таким самочувствием может быть связано исключительно плохое. Далее, рассуждал он, постепенно приходя в себя, как можно оказаться под ногами боевых слонов? Опыт подсказывал Арею, что такая или подобная ей опасность возникает обычно в результате неадекватной оценки ситуации. В свою очередь, вполне очевидно, что неадекватная оценка ситуации является результатом неумеренного воздействия алкоголя или чего-нибудь похуже. А с кем он в последний раз пил? Ага! С Товарищемсталиным! Но всего одну рюмку – Арей это очень хорошо помнил. Отсюда следует, что с ним действительно случилось нечто очень скверное: его накачали какой-то отравой – скорее всего, наркотиками.

Интересно, где он и сколько он тут находится? Арей попытался приподняться на кровати, чтобы оглядеться кругом, но у него ничего не получилось. Во-первых, он оказался привязанным к своему ложу – но не возвышенной любовью к его красоте и удобству, не временем, приятно проведенном в нем, а банальными веревками с большой палец толщиной, плотно приторочившими его тело к кровати, как поклажу – к спине лошади, снаряженную кочевником в нелегкую дорогу. Во-вторых, боль, связанная с движением (связанная не веревками, а чем-то еще более осязаемым), оказалась чересчур сильной. Тогда он начал медленно, очень осторожно поворачивать голову, не отрывая ее от подушки, но при этом ему все равно казалось, что голова и впрямь может оторваться – не от подушки, а от тела: таким сильным стало головокружение. И все же увиденное по дуге перемещения взгляда дало ему возможность хоть как-то прояснить свое местонахождение. Вне всяких сомнений, это было больничное помещение с маленьким оконцем, неаккуратно побеленными стенами, тусклой лампочкой под белым потолком, капельницей и стандартной тумбочкой в изголовье. В ногах кровати стоял стул, символизируя собой возможность появления посетителей. Поскольку яблок, мандаринов и цветов на тумбочке не наблюдалось, оконце было забрано толстой решеткой, а в воздухе стоял сильный запах карболки, становилось ясно, что находится Арей в тюремной больнице, где посетители, усаживаясь на стул, не спрашивают, сочувствуя, о здоровье больного, а задают вопросы, которые его здоровье могут лишь только подорвать.

Вслед за определением местонахождения Арею сразу вспомнились и посетители, которых он видел в моменты просветления сознания, впрочем, как сон, зыбкого, и столь незначительного, что сторонний наблюдатель, будучи даже опытным медиком, не смог бы, не имея на вооружении специальных приборов, обнаружить его.

Итак, Арей помнил четверых. Мужчина: «амбал» – этим сказано все о его внешних данных – появлялся чаще всех и был, вероятно, в больничной иерархии медбратом. Он заведовал «судном» и «уткой», занимался санитарной обработкой тела, отвязывая и привязывая его, ворочая с боку на бок, – делая все умело, споро, со спокойствием истинного специалиста. Кроме того, он часто садился на стул и наблюдал за лицом Арея, подолгу вглядываясь в него. Если бы кто и мог заметить прояснения сознания Арея, то это был «амбал». Очень красивая женщина, сразу вызвавшая в нем приятные ассоциации – «сестричка», – делавшая ему подкожные инъекции, что нисколько не умаляло ее достоинств в ассоциативных чувствах Арея. Она ласково шлепала ладошкой по обнаженной ягодице или предплечью Арея, неслышно колола иглой, старательно, чуть высунув розовый язычок, вводила «лекарство», после чего Арею всегда становилось хорошо. Интеллигентного вида мужчина с бородкой – «врач» по классификации Арея: он долго выслушивал его сердце, иной раз даже прикладываясь к нему ухом, щупал пульс, глядя на брегет, извлекаемый из-под халата, рассматривал зрачки, привычно оттягивая веки, давал указания «сестричке». Еще один мужчина – «начальник», явно не медицинский, – показывался редко, но, когда появлялся, все выстраивались перед ним «навытяжку», а он – единственный без халата, в полувоенном френче с орденскими колодками – общался только с врачом, будто разговор с нижестоящим персоналом был унизителен для него. Самих фраз и вообще каких-либо произнесенных слов Арей не мог вспомнить, будто перед ним шел немой фильм или все это время он оставался глухим, или – а почему, собственно, и нет? – его тело было накрыто невидимой звуконепроницаемой крышкой, например из толстого стекла. Хотя, скорее всего, подумал Арей, причиной такого феномена были особенности его памяти: зрительные образы запоминались им лучше звуковых – вот вам достаточно простое объяснение этой загадки.