Юрий Мишаткин - Оставь страх за порогом

На душе чекиста было препаршиво, как говорится – скреблись кошки. Промучившись с часок, Магура привстал:

– Слушай сюда. Желаешь вернуться на фронт?

– Спрашиваешь, – признался солдат.

– Попадешь, да не один, а со мной, выступим там с концертом, который будет почище ресторанного.

– На меня не рассчитывай, – предупредил Калинкин. – Нет способностей к пению и танцам, другое дело, идти в атаку. Лишь выпивши, могу ногами выделывать кренделя.

– Выступим не мы, а настоящие артисты. Наберем их, примем в комиссариат и махнем на передовую, чтобы порадовать бойцов революционным искусством.

Магура смежил веки, представил, как принятые на службу артисты поют, танцуют перед красноармейцами, а те благодарно, не жалея ладоней, аплодируют. Чекист не признался товарищу, что после успешного выступления собирается передать артистов другому комиссару, а сам намерен вернуться в Царицын, где ждет оперативная работа, задержания, допросы, обыски, что куда важнее возни с певцами, танцорами.

«Приказ, понятно, исполню, но для этого первым делом надо отыскать артистов, кто способен радовать защитников советской власти. Только где найти тех, кто понесет искусство в массы?»

Вечером на главной станичной площади появилось от руки написанное крупными буквами объявление:

Станичный комиссариат искусств зовет сознательных, стоящих на революционных позициях артистов на предмет участия в концертах.

Денежное довольствие с пайком гарантируются. Обращаться в гостиницу, ком. 12.

Комиссар искусств с помощником шагали мимо сожженных вагонов, платформ, взорванной водокачки, за спиной остался вокзал с толпой, не первые сутки томящейся в ожидании отправления, проклинающей начальство железной дороги.

Магура с Калинкиным искали выделенный комиссариату вагон. Изрядно проплутав по путям, наконец нашли исцарапанный, с выбитыми стеклами, некогда литерный. Не откладывая дела в долгий ящик, решили по возможности привести вагон в надлежащий вид, хотя бы внешне, украсить стены лозунгами, поставить печку-буржуйку, чтобы в пути было на чем готовить еду.

– Будешь вести хозяйство, – приказал Магура, не вдаваясь в подробности, что вменяется в обязанности интенданта.

Вернувшись в гостиницу, стали ждать артистов.

– Придут, как пить дать явятся. Возможность получить продкарточки, оплаченную работу кого угодно приведет.

Калинкин не ошибся: тотчас в дверь вначале постучали, затем вошел мужчина неопределенных лет, в мятых брюках, в штиблетах на босу ногу. Не представившись, с порога поинтересовался о величине денежного содержания и продуктовом довольствии.

– Согласен получать за работу любую валюту. Справедливо высоко ценю свое мастерство и успех, который имею у разных слоев публики.

– Что умеете делать? – спросил Магура.

– Демонстрирую сногсшибательные карточные фокусы, – с гордостью ответил претендент на работу. – Достаю из колоды любую названную карту, которая растворяется в воздухе или меняет масть. Показываю чудеса в играх «три листика», «очко», не говоря о «подкидном», в два счета обыгрываю любого. Подобными трюками удивлял сокамерников в камышинской тюрьме, «Крестах», где пребывал при царствовании императора Александра III и при советской власти, за что томящиеся за решеткой делились со мной едой, избавляли от мытья пола. Горжусь, что неоднократно выходил победителем в соревнованиях шулеров разных стран.

– Шулера не требуются, – резко перебил комиссар.

– Но вы не видели ловкости моих рук! – обиделся картежник, но был выставлен в коридор.

Следующим оказался человек с впалой грудью, скрипичным футляром под мышкой.

– Сыграйте «Варшавянку»! – попросил Калинкин.

– Извините, при отсутствии инструмента не могу выполнить просьбу, – музыкант открыл футляр, где лежали носильные вещи. – Пришлось расстаться со скрипкой в голодное время, но могу сыграть на барабане, если такой представите.

– Барабана нет, – ответил Магура.

Больше желающих получить работу не было.

Калинкин приступил к исполнению обязанностей интенданта комиссариата, получил в продотделе пять фунтов гречневой крупы, два каравая хлеба, шесть кусков поташного мыла, фунт сахара-рафинада, сто граммов дефицитной соли и решил исправить подавленное настроение комиссара.

– Предлагаю поискать артистов в трансчека. В ихней кутузке разный народец, можно отыскать и артистов.

Совет был дельным. Магура поспешил на станцию в местную чрезвычайку. Предъявил мандат и получил позволение познакомиться с задержанными.

– Имею артистов на любой вкус, – похвастался начальник. – Есть цыган-конокрад, схватили, когда уводил у станичников коней. Имеется спекулянт, врет без зазрения совести, будто вез мешки с зерном для голодных детишек. Покажу наперсточника, облапошивающего на рынке доверчивых. Еще есть без документов, талдычит, что артист.

Последний сидел на койке, сложив ноги калачиком, мрачно уставясь в каменный пол. Несмотря на духоту, кутал горло шарфом.

– Кто будете? – спросил Магура.

– Согласно потерянному паспорту Петряев, но на афишах значусь Ярковым-Талановым, – глухо представился задержанный.

– Где работали?

– Служил богине Мельпомене на сценах ряда театров, в их числе Императорской опере в бывшей столице. Имел ангажемент в Твери, Царицыне, где партнером был великий Федор Иванович Шаляпин. Дружил с корифеями, в их числе с господином Собиновым. Имел честь исполнять заглавные партии в постановках, участвовал в концертных программах.

Фамилия арестованного была для Магуры пустым звуком.

«Здесь и сейчас, понятно, не до песен, придется покупать кота в мешке. Если приврал, что певец, верну обратно, но сдается, что говорит правду».

– Беру, – решил комиссар.

Петряев встал перед Магурой, заикаясь, спросил:

– Простите, куда берете?

– На работу в комиссариат искусств. Он, понятно, не Императорский театр, но иного места работы вам не найти, – чекист обернулся к начальнику трансчека: – Еще артисты имеются?

– У меня что не арестант, так чистый артист в своем деле, – ушел от ответа начальник. – Один мастак лазить по чужим карманам, срезать на ходу подметки, не говоря про часики. Другой рисует червонцы так, что не отличишь от настоящих.

По пути в гостиницу Магура узнал от Петряева, что того зовут Кириллом Евгеньевичем, от роду пятьдесят пять лет, в Нижнее Поволжье приехал, поверив антрепренеру, посулившему выступления в концертах, приличный заработок и удравшего с документами.