Себастьян Конрад - Что такое глобальная история?

То же оказывается верно и по отношению к глобальной истории по версии «все в одном». Исследования жизни рабочего класса в Буэнос-Айресе, Дакаре или Ливорно вносят свой вклад в глобальную историю труда, даже если данная тема в них не рассматривается в глобальном контексте. Это в особенности относится к историкам, учитывающим работы своих коллег о схожих явлениях. В качестве примеров можно привести монографию Дипеша Чакрабарти о рабочих на джутовых фабриках в Бенгалии или исследование Фредерика Купера о докерах Момбасы [17] Chakrabarty D. Rethinking Working-Class History: Bengal, 1890–1940. New Haven: Yale University Press, 1987; Cooper F. On the African Waterfront: Urban Disorder and the Transformation of Work in Colonial Mombasa. New Haven: Yale University Press, 1987. . Роль глобальной истории, разумеется, возрастает, когда историки принимают во внимание и включают в свои библиографии книги об аналогичных явлениях в разных частях света.

Второе из пониманий глобальной истории ставит в центр внимания обмен и связи. В последнее время это наиболее распространенная форма исследований. Сквозная идея, проходящая через подобные работы, – убеждение, что ни одно общество, нация или цивилизация не существует изолированно и с самых ранних времен человеческая жизнь на планете отличалась мобильностью и взаимодействием. Следовательно, это и есть ключевые темы глобальной истории, если понимать ее как историю сопряжений ( entanglements ). Такое увлечение взаимосвязанностью дополняет и корректирует то, что можно назвать ограниченностью прежних исследований, когда развитие мысли останавливалось на границах национального государства, империи или цивилизации.

Охват тем, которые могут изучаться под таким углом зрения, бесконечен – от перемещений людей до распространения идей и товарообмена на больших расстояниях. И здесь снова нужно отметить, что размах сетей и связей может сильно варьироваться и не обязательно достигает планетарных масштабов. Все зависит от сути дела и поставленных вопросов: торговля в Средиземноморье, хадж через Индийский океан, цепные миграции между Китаем и Сингапуром или же дипломатические миссии Ватикана. Во всех этих примерах взаимосвязанность мира, которую можно проследить на протяжении веков, является исходной точкой для глобально-исторического исследования [18] Из обширной литературы такого рода см., например: Wang Gungwu (ed.).. Global History and Migrations. Boulder, CO: Westview Press, 1997; Davis N. Z. Trickster Travels: A Sixteenth-Century Muslim between Worlds. New York: Hill & Wang, 2006; Ogborn M. (ed.).. Global Lives: Britain and the World, 1550–1800. Cambridge: Cambridge University Press, 2008; Lake M., Reynolds H. Drawing the Global Colour Line: White Men’s Countries and the International Challenge of Racial Equality. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. .

Обе версии глобальной истории, о которых сказано выше, в принципе приложимы к любому месту и времени – в отличие от третьей, более узкой трактовки исходного понятия. Она предполагает и непосредственно отражает некую форму глобальной интеграции – регулярных и устойчивых взаимообменов, существенно повлиявших на становление соответствующих стран. Во все времена велись обмены через границы, но их характер, их влияние на общество зависели от степени системной интеграции в глобальном масштабе.

Эта третья модель (о ней мы поговорим подробнее в четвертой и пятой главах) представляет собой направление, в котором развиваются наиболее интересные исследования последнего времени, – именно эта парадигма является главной темой данной книги. Возьмем в качестве примера труд Кристофера Хилла о возникновении модерных исторических сочинений во Франции, в США и Японии в конце XIX столетия. В отличие от более консервативно мыслящих авторов, Хилл не сосредотачивается на отношениях между традиционными историческими сочинениями и модерными национальными нарративами. Нельзя также сказать, что его интересуют прежде всего связи трех описываемых случаев. Вместо этого ученый помещает все три национальных образования в контекст локальных перемен и глобальных трансформаций. Все три общества столкнулись с внутренними потрясениями – Соединенные Штаты оправлялись после Гражданской войны, а Франция – после поражения во Франко-прусской войне; что касается Японии, то после реставрации Мэйдзи страна меняла весь свой уклад. В то же время три эти страны были вовлечены в коренную переделку мирового порядка капитализмом и империалистической системой. При таком стечении обстоятельств исторические сочинения выполняли задачу концептуализации того специфического положения, в котором находилось данное государство внутри широкого иерархического порядка, представляя появление каждого из национальных государств необходимым и естественным. Иными словами, в ходе анализа Хилл выдвигает на первый план глобальные условия, способствовавшие возникновению исторических нарративов и определявшие их форму в каждом из трех случаев [19] Hill C. L. National History and the World of Nations: Capital, State, and the Rhetoric of History in Japan, France, and the United States. Durham, NC: Duke University Press, 2008. Другие примеры см. в главах 4 и 5. .

Очень похожим образом рассматривают конкретные явления в окружающем глобальном контексте и другие историки. Они стремятся объяснить «обстоятельства и фундаментальные процессы человеческой деятельности в рамках структур, которые являются одновременно и продуктами, и условиями подобной деятельности» [20] Dirlik A. Performing the World: Reality and Representation in the Making of World Histor(ies) // Journal of World History. 2005. № 16. P. 396. . При таком прочтении глобальное становится конечной системой отсчета для любого понимания прошлого. Вообще говоря, подобная контекстуализация не ограничена недавним прошлым, но применима и по отношению к более ранним периодам, хотя в таких случаях степень интеграции обычно оказывается гораздо ниже. По мере того как мир все больше эволюционировал в сторону политического, экономического и культурного единства, связи на глобальном уровне только укреплялись. В результате расширения и сохранения подобных связей события местного масштаба все больше определялись глобальным контекстом, который можно понимать структурно и даже системно.

Глобальная история – одновременно и предмет исследования, и определенный научный подход к истории: процесс и ракурс, объект и методология. Обладая такой двойственной природой, она напоминает другие области/подходы внутри исторической науки, такие как социальная или гендерная история. На практике оба измерения, как правило, тесно взаимосвязаны, но в эвристических целях мы будем рассматривать их по отдельности. Это позволит нам различать глобальную историю как определенный подход к истории, с одной стороны, и как масштаб самого исторического процесса, с другой [21] Moyn S., Sartori A. Approaches to Global Intellectual History // Moyn S., Sartori A. (eds.).. Global Intellectual History. New York: Columbia University Press, 2013. P. 3–30. .