Леонид Дроздов - Квантун

– Скажите, а когда вы обнаружили пропажу часов?

– В вагоне, в тот самый момент, когда тронулся поезд. Хотел сверить время отправления…

– Вот как? Стало быть, вы уезжали? Но в ваших показаниях об этом не упоминается.

– Послушайте, господин Горский, какая разница: уезжал я или прибывал? Неужели это каким-то образом поможет найти вора?

– Возможно, что и поможет. Ничего нельзя исключать, – строго парировал письмоводитель. – Значит, вы уезжали. Позвольте осведомиться, куда?

– Ездил в уезд к одному давнему знакомому. Очень уж он меня просил. У него, знаете ли, расстройства серьезные. Вот и отправился…

– Постойте, но в вашем заявлении указана одна и та же дата: в день, когда вас обокрали, вы и обратились в полицию.

– Этого не может быть, так как я прибыл в Киев лишь на следующее утро. Тогда и обратился в полицию.

– Но я своими глазами видел…

– Стало быть, ошибка. Бывает.

– Ошибка… – лицо Антона Федоровича озарилось надеждой. – Значит, у вас украли часы, когда вы находились в зале отправлений?

– Этого я вам сказать не могу. Вероятнее всего да, но обнаружил я пропажу лишь в вагоне. Стало быть, украсть хронометр могли и на дебаркадере, и в зале отправлений, и на улице перед вокзалом, и, может быть, еще где.

– Гм. Вы можете описать того молодого человека? Как он выглядел? – взволновался Горский, подходя к самому главному.

– Столько времени прошло…

– Попытайтесь вспомнить, Иван Иванович. Это чрезвычайно важно.

– Ну… субтильный такой… лет двадцати двух – двадцати трех. Ну, как вам где-то.

– Мне двадцать семь…

– А вы неплохо сохранились!

– Глаза, волосы?

– Ох, не помню. Шатен, кажется.

– Во что был одет?

– Мешковатые брюки, поношенный сюртук песочного цвета…

– Высокий?

– Признаться, не знаю, так как видел я его уже лежачим. Оценить не сумел.

– При нем были какие-нибудь вещи?

– Кажется, никаких… Я бы заметил.

– Кругом, вероятно, собралось немало зевак?

– Вы правы: обступили так, что не подойдешь. Будто эпилепсии никогда не видели!

– Многие действительно с нею не сталкивались.

– Это отнюдь не оправдание, господин Горский, – Лютиков прислушался к скрипу входной двери. Вероятно, прибыл очередной пациент. – Полагаю, я ответил на все ваши вопросы, – он встал, показывая, что разговор окончен.

– На все. Благодарю вас, – намек врача Антон Федорович понял правильно.

– С вас, кстати, рубль с полтиною, – напомнил эскулап.

– За что же?? – ахнул коллежский секретарь.

– Как же? За осмотр!.. Ну хорошо, так и быть, раз вы пытаетесь найти мои часы, с вас рубль.

Покрасневший письмоводитель никак не рассчитывал расставаться с целковым. Но деваться было некуда, а спорить Антон Федорович посчитал ниже своего достоинства. Проныра-доктор знал, как заработать.

Положив на стол серебряный рубль, Горский откланялся. У самой двери он вдруг обернулся.

– Вы точно помните, что обратились в полицию на следующий день после кражи? – спросил он.

– Вот вам крест, – Иван Иванович усердно перекрестился.

– Благодарю вас, доктор!

Серебряный рубль был потрачен не зря.

2. Антреприза

После встречи с влиятельным господином нервы Кондратия Яковлевича вернулись в устойчивое состояние. Безусловно, он не мог быть полностью доволен разговором, ибо моментального решения не последовало, но не стоит желать журавля в небе, когда нет и синицы в руках. Всему свое время. Покровитель всегда держит слово, а значит, что-нибудь обязательно для него придумает.

Воскресенский умиротворенно пил чай, поглядывая на высокие тополя Бибиковского бульвара. За окном камеры сновали прохожие, проезжали экипажи, ругались извозчики, грохотали трамваи. Приличная публика прогуливалась по аллее, отдыхала на скамейках. Городская суета многих господ страшно угнетала, а Кондратия Яковлевича напротив – ободряла. В этой суете он ощущал гармонию, чувствовал себя в своей тарелке.

Вторая половина дня началась с визита очередного свидетеля. Свидетель этот прибыл несколько раньше положенного, чем вызвал некоторое неудовольствие его высокородия. Гнев Воскресенского был связан исключительно с отсутствием письмоводителя, Антона Горского. Антон Федорович зарекомендовал себя человеком весьма пунктуальным и в высшей степени ответственным, поэтому к означенному времени начала допроса, безусловно, явится, думал Кондратий Яковлевич. Тут не может быть и сомнений. Иначе кто будет записывать? Но и заранее, скорее всего, ожидать коллежского секретаря не стоит – у этого молодого человека всегда находится масса дел, каждая секунда для него на вес золота.

Свидетелю ничего не оставалось, как смиренно дожидаться начала допроса. Впрочем, сам виноват. Судебному следователю за неимением занятия более важного, чем чаепитие, пришлось имитировать работу, просматривая и перекладывая старые показания.

Видавшие виды незамысловатые настенные часы мерно отстукивали секунды. Время – наше четвертое измерение. Оно всегда сопровождает нас по жизни то замедляясь, словно уставший скакун, то ускоряясь, будто курьерский поезд. А в камере судебного следователя Бульварного участка оно и вовсе приобрело стихийный характер.

Отрезок до означенного срока пролетел для Кондратия Яковлевича мгновенно. Подняв глаза и обратив их на стену, статский советник к своему глубочайшему удивлению обнаружил, что минутная стрелка приблизилась на критическое расстояние к римской двойке. Брови Воскресенского поползли вверх, от растерянности раскрылся рот. Горского отчего-то всё еще не было.

Боявшийся сказать слово свидетель, воспользовавшись конфузливым состоянием судебного следователя, осмелел и пошел в наступление:

– Прошу прощения, ваше высокородие. Не пора ли начинать?

Кондратий Яковлевич нервно дернул уголком рта, неохотно повернул голову в сторону ожидавшего господина.

– Сейчас начнем, – холодным тоном произнес Воскресенский перед тем, как выйти из камеры. Он отправился в полицейский участок (то есть в соседнее помещение) просить пристава позволить ему воспользоваться услугами полицейского письмоводителя за отсутствием своего собственного.

– Не жирно ли вам, Кондратий Яковлевич, держать в письмоводителях коллежского секретаря? – донельзя саркастически и едко бросил пристав. – Теперь вот пожинаете плоды.

Необоснованный укол в свой адрес статский советник пропустил мимо ушей. Ни о каком высокомерии Антона Федоровича не могло идти и речи. Ну и что же, что письмоводитель – чиновник X класса? В Окружном суде еще и не такое бывает.