Святослав Воеводин - Ошибка Вещего Олега

– Толково, – заметил Олег, предвкушая скорый разгром чужаков.

– Просчитался Братич, – возразил Верходуй. – Сам голову в пасть сует.

– Где ты пасть увидел?

– А вот погоди, князь.

Очень скоро Олегу довелось убедиться в правоте опытного воина. По мере того как конники Братича скакали вперед, строй кривичей подавался назад и в стороны, а потом, повинуясь приказу Словена, они внезапно сомкнулись в кольцо, обступив нападающих. Не прошло и пяти минут, как половина новгородцев очутилась на земле, выдернутая из седел за плащи или выбитая внезапным наскоком. Дружинники, вырвавшиеся из окружения, метались по зеленому лугу, не имея общего плана действий.

Охрипшего от выкриков Братича зажали в клещи и принялись раскачивать из стороны в сторону, пока не свалили воеводу наземь. Сапог его запутался в стремени скачущего коня, и он, теряя доспехи и остатки достоинства, поволочился по лужам и кротовьим норам. Дело могло кончиться вывихами и даже переломами, но Словен бросился на помощь и остановил разгоряченного коня, схватив того под уздцы.

Пока Олег наблюдал за этой сценой, разгром его дружинников завершился. Пристыженные, они старались обратить все в шутку, смеясь вместе с победителями, однако были среди них и такие, кто ругался или грозил отмщением. Двое или трое вообще были готовы кинуться на кривичей с кулаками, особенно после того как Братич оттолкнул Словена, помогавшего ему подняться на ноги.

Олег и сам чувствовал сильное желание как-то поквитаться за поражение, но разум говорил, что его княжеский долг состоит в том, чтобы примирить обе стороны и не позволить неприязни поселиться в душах воинов, которым вскорости предстояло сражаться вместе, плечом к плечу.

Подозвав обе ватаги, он обратился к ним, повысив голос так, чтобы всем дружинникам было слышно.

– В том, что вы проиграли, – сказал он новгородцам, – нет ничего зазорного. Но умный извлекает урок из своих промашек, а дурень повторяет их снова и снова. Смелость ваша ни у кого не вызывает сомнений, теперь наберитесь еще и осмотрительности, тогда не будет вам равных на поле боя.

После этого Олег повернулся в сторону Словена и его дружинников:

– Вы, братья, не только хитрость свою показали, но и сплоченность похвальную. Вот только зазнаваться не надо. Забавы – забавами, а в бой мы все вместе пойдем, не различая, кто откуда родом и какого племени. А посему…

Олег сел прямо, чтобы его одинаково хорошо видели и слышали обе дружины. Его молодое свежее лицо сделалось красивым и вдохновенным.

– Скоро вниз по Днепру пойдем, а там через море переправимся и Царьград возьмем со всеми его богатствами неописуемыми. Но на пути у нас Киев встанет, так что сперва его одолеть придется. Там изменники сидят, Аскольд и Дир, которых покойный князь на покорение Царьграда двинул. Пойти-то они пошли, да в Киеве подзадержались, так что по сей день там сидят, потеряв стыд и совесть. Надобно им напомнить, кто они, откуда и зачем…

Сбивчивая, но пламенная речь вызвала одобрительный рев у внимающих ему дружинников. Война была их образом жизни, и хотя на привале или после кровавой сечи каждый жаловался на свою долю и порывался вернуться в родное селение, на самом деле таких охотников среди ратников было мало. Их труд был опасен, но не так тяжел, как у землепашцев, камнетесов, лесорубов и даже промысловиков или ремесленников. Выходить на поле брани доводилось не так уж часто. В перерывах между сражениями и осадами дружины ходили с походами, используя при этом возможность и поесть сытно, и чужих баб поиметь, и обогатиться. Мысль о том, чтобы пограбить Киев и легендарный Царьград, окрыляла этих молодых, сильных, честолюбивых мужчин. Поход означал погибель одним и праздник другим. Но каждый считал себя удачливее прочих и полагал, что его-то смерть уж точно минует.

В какой-то миг Олегу представилось, что вся эта масса народу, которую он видит перед собой, навалена мертвою зловонною кучею, что улыбаются ему черепные оскалы и взирают на него не глаза, а пустые глазницы. Стало тягостно и страшно при мысли об этих тысячах и многих других, которые сложат головы по его приказу, добывая ему честь и славу. Захотелось вдруг отречься от венца и бежать, пока не поздно, пока не нагородил он горы трупов.

Словно чуя смятение, охватившее хозяина, Златогрив повернул свою большую красивую голову. Настроение Олега резко переменилось. Он устыдился своих мыслей и минутной слабости. Закончив речь призывом сложить головы за родную землю, он с облегчением оставил войска и поскакал в город.

Когда он, умытый и причесанный, приготовился спуститься в пиршественную палату, чтобы разделить ужин с приезжими и своими воеводами, в дверь несмело постучали и стражник доложил о том, что княгиня Эфанда испрашивает разрешения предстать перед светлыми очами брата. Олег велел впустить ее. Сестра явилась не одна, а с Игорем на руках. Было видно, что нести сына ей тяжеловато. Он уродился мелким, но потом быстро добрал в весе и росте.

Олег забрал племянника, подбросил до потолка, повертел, покачал и вернул, хохочущего, сестре.

– Богатырь растет, – похвалил он. – Скоро можно будет на коня сажать.

– Правда твоя, братец, – заговорила Эфанда приторным и почему-то веселым голосом, хотя ничего радостного поведано не было. – Будущий князь ведь. Ему быть слабым не к лицу.

– Рано о троне говорить, – отрезал Олег. – Чтобы земли раздавать, их вначале завоевать надобно.

– Сказывают, ты на Киев собрался?

– Вот прикажу некоторым языки отрубить, чтобы лишнего не болтали!

– Не серчай, брат. Молва всегда впереди дел идет.

Голосок Эфанды сделался еще слаще, заставив Олега взглянуть на нее с подозрительным прищуром.

– Ты чего пришла? – спросил он резко. – Если есть что сказать, говори. Некогда мне.

Сестра заморгала часто, придав лицу умильно-благостное выражение, и начала намеками подводить брата к мысли, что ему-де лучше будет Киевом править, а она, Эфанда, останется с Игорем за Новгородом присматривать. Нужны ей для этого грамота княжеская и печать, а уж порядок она в городе обеспечит, пусть Олег не сомневается.

Он слушал ее, слушал, а потом произнес вкрадчиво:

– Я вижу, сестра, ты наш уговор помаленьку забывать начала. Так я тебе напомню. Покуда я жив, о престоле не мечтай и даже не заикайся. Учти, я этого не потерплю. Не приходи ко мне больше с такими просьбами, не то пожалеешь.

Маленький Игорь, услышав грозный тон, сморщился и на всякий случай заплакал. Олег его успокаивать не стал, смотрел холодным взглядом и ждал, когда сестра уйдет. В этот момент она осознала, насколько сильно и необратимо изменился ее младший брат. Он был преисполнен власти и ни с кем не собирался делить ее. Пытаться переубедить его было все равно что надеяться договориться с волком.